72 
Святослав засмеялся.
— Ну тогда ладно. — Он снял с толстой загорелой шеи золотую гривну. — Держи, Йонах Машегович!
— За что, княже? — удивился хузарин.
— За него вот, — Святослав кивнул на Шишку. — Неужто не слышал, как я обещал?
Йонах покачал головой, взял гривну, стянув шлем, нацепил на шею.
— Великая честь, княже! — сказал он, поклонившись. — Слишком большая цена за такого, как этот боярин.
— Это не боярина цена, а доблести, — поправил Святослав. — Поехали, воевода, в материн терем. Надо в этом городке порядок навести. Расплодилось тут... шишек. Коня мне!
Духарев последовал за князем не сразу.
— Дождись наших, — сказал он Йонаху. — Пусть похоронят Шишку и этих, — кивок на нурманов. — А этого рыжего...
— С рыжим мы разберемся, — быстро вставил Зван.
— Без тебя разберутся, — сказал Духарев. — Ты останешься тут. Я тебе лекаря пришлю. Йонах, скажешь здешним, что князь велел Звану за этим хозяйством присмотреть.
— А он велел? — удивился Йонах.
— Не велел, так велит. Сам тоже с ним останься. А то растащут Званово приданое, пока болеет. Да смотри, невесту у него не отбей!
— Это уж как получится! — засмеялся Йонах и пощупал гривну на шее.
— Хочешь в князеву дружину, Йонаш? — по-своему истолковал его жест Духарев.
— Не хочу. У тебя, батька, веселее. Да и отец велел тебе служить, а не князю. — И добавил после паузы: — А Данку я бы у тебя всё равно умыкать не стал. Потому что ты мне ее и так отдашь!
«Вот нахаленок!» — подумал Духарев. Сел на Калифа и поехал в терем покойной княгини. Сейчас ему лучше быть рядом со Святославом. Хватит на сегодня сюрпризов.
Глава двенадцатая,
которая начинается с политической экономии и авторской ретроспективы будущего, а заканчивается скверным известием
Князь Святослав задержался в Вышгороде. Здесь стояли дома доверенных бояр Ольги, тех, кто управлял ее личными землями, собирал оброки. Святославу следовало сразу показать, кто теперь хозяин. Смерть Шишки — наглядный урок для непонятливых.
В общем, Святослав всё делал правильно. Крепил власть. Переключал на себя ранее стекавшиеся к княгине финансовые потоки. Но свое намерение снести все церкви, заложенные и построенные матерью, а камни от них использовать как материал для сооружения языческих капищ, Святослав до конца не довел. Он был язычником, и для него Христос был лишь одним их множества богов. А богов у подвластных Киеву «языков» было действительно множество. У каждого покоренного племени — свои. Свои боги и свои князья, которых эти боги поддерживают. За Святославом стоял Перун. Перун был сильнее прочих, поэтому и великий князь киевский тоже был выше прочих князей. Но Перун не мог стать всеобщим богом. И потому Святослав не мог стать тем, кем был для своих подданных кесарь Византии, — правителем, чья власть священна для всех. Будь Святослав политиком, как его мать, он наверняка принял бы христианство. Но Святослав был воином, завоевателем, и христианские заповеди писались не для него. Хитроумный, как и положено полководцу, Святослав не был двуличным. Христианство он не принял, но искоренять христиан не стал. Да и не смог бы. Слишком много христиан было среди его людей. Дружинники, лучшие люди, собственные сыновья Ярополк и Олег. Попытка полностью изгнать христиан из киевских земель обернулась бы кровавой междоусобицей, гражданской войной. Такую войну позже развяжет сын Святослава Владимир. Соберет антихристианскую коалицию, укрепит ее наемниками-скандинавами и наедет на христианский Киев.
Святослав проливать кровь не хотел, потому пощадил часть возведенных матерью церквей. Но ромеев в Киеве потеснил изрядно.
Такая политика великого князя стала еще одним поводом для охлаждения отношений между Киевом и Константинополем.
Святослава это не беспокоило. Он не собирался заискивать перед Византией. Все поборы, которые ромеи слупят с киевских купцов, великий князь киевский намеревался вернуть сторицей. Данью или добычей, как получится.
А когда стало ясно, что отныне в подвластных Киеву землях никаких послаблений христианам более не будет, большая часть Ольгиных бояр, старост, тиунов, мытарей без всяких угрызений совести вернулась к старой вере. «Мягкая» программа «христианизации» Руси, проводимая терпеливой и мудрой Ольгой, была после ее смерти насильственно прекращена ее язычником-сыном. Вернее, не прекращена — приостановлена. Позже сын Святослава Ярополк попытается продолжить дело своей бабушки, и его единокровный брат Владимир воспользуется этим, чтобы поднять против него сторонников старой веры. И затем, подло убив своего брата, воссядет на киевском столе и осуществит то, что не стал делать отец: использует камни разрушенных христианских храмов для возведения языческих капищ. Однако вскоре Владимир сочтет христианство более выгодным, чем язычество. Как следует поторговавшись с константинопольским двором, он выторгует себе в обмен на крещение и военную помощь и льготы, и невесту императорской крови, а затем уж крестится и крестит подвластную ему Русь. И не «мягко», как это делала Ольга, а злой силой. Что, впрочем, естественно для этого князя, прославившегося среди своих современников не великими ратными подвигами, как его отец, а жестокими расправами с подвластными ему племенными князьями и вождями, а также «врожденной склонностью к блуду». Сейчас нельзя сказать с уверенностью, что было более сильным побудительным мотивом в стремлении Владимира получить в жены кесаревну Анну: политические выгоды, желание утереть нос сыну императора Священной Римской империи, которому в этом браке было отказано, или похотливое желание уложить в постель сестру ромейских императоров.
72 
