37 
Быть может, все это ей просто померещилось?
Вскоре Эффи принесла завтрак. Аппетит понемногу возвращался к Шоне, и она явственно ощутила прилив сил. Приняв с помощью Эффи ванну, девушка даже смогла сесть в кресло у окна.
В первый же день, когда ей разрешили вставать с постели, Шона надела атласное персикового цвета платье с кружевами. Она оценила красоту наряда, но, взглянув на себя в зеркало, заплакала. Болезнь совсем истощила ее, кожа стала болезненно бледной. Щеки, на которых не осталось и следа былого румянца, глубоко запали, и она с трудом узнавала собственное отражение.
«Я похожа на ведьму, — с ужасом подумала она. — Старая, уродливая ведьма, на которую не захочет смотреть ни один мужчина на свете».
Но тут она заметила огромный букет белых роз, стоявший в вазе на подоконнике.
— Откуда взялись эти прекрасные цветы?! — изумилась она.
— От его светлости, — в крайнем возбуждении ответила Эффи. — Он присылал вам цветы каждый день.
— Каждый день? Как долго я тут нахожусь?
— Три дня.
— Я ничего не помню, — пробормотала потрясенная Шона. — Время просто текло мимо меня, точно в дымке.
— Вчера розы были желтые, — сказала Эффи, — а за день до того — розовые.
«Но не красные», — подумала Шона.
— Маркиз хотел бы вас проведать, и доктор разрешил ему, но только на несколько минут.
— О, Эффи, я не могу с ним встретиться! Взгляни на меня.
— Вы просто немного бледны.
— Гораздо хуже! Нет-нет, я не могу с ним увидеться...
— Хотите, чтобы я ему так и передала, мисс?
— Да, — ответила Шона, стараясь говорить уверенно и твердо. — Скажи его светлости, что я ему очень благодарна, но еще недостаточно здорова, чтобы принимать посетителей.
— Хорошо, мисс.
Эффи направилась к двери.
— Нет необходимости его искать, — сказала Шона. — Скажешь, когда он зайдет в следующий раз.
— Но он здесь, мисс. Ждет вашего решения. Он приходит сюда каждое утро.
Прежде чем Шона успела ее остановить, Эффи открыла дверь и вышла. До ушей больной доносился лишь приглушенный звук беседы. Затем Эффи вернулась.
— Он говорит, что все понимает и не хочет вас беспокоить, — сообщила она. — Он подождет, пока вы будете готовы его принять.
— О Эффи, это так невежливо с моей стороны! Пожалуйста, пригласи его войти.
Эффи мигом выбежала и вернулась уже с маркизом. Тот вошел в комнату медленно, нерешительно, словно преодолевая свою застенчивость.
— Мне бы очень не хотелось вам надоедать, — начал он.
— Может быть, присядете? — Шона указала на кресло напротив себя, стоявшее у огромного окна.
— Я только хотел удостовериться, что вы идете на поправку, — мягко настаивал он.
Теперь она уже сожалела, что позволила увидеть себя со столь близкого расстояния. Когда солнце светило прямо в лицо, невозможно было скрыть тот факт, что она сильно исхудала и утратила былую привлекательность.
Ощущая свою полную беспомощность, Шона подняла руки, пытаясь закрыть ими лицо, но маркиз быстрым движением взял ее ладони в свои.
— Не отворачивайся от меня, — сказал он.
Она попыталась было отшутиться:
— Сначала я притворялась сухой и некрасивой. А теперь и притворяться не нужно! Даже без пенсне мне можно дать все сорок...
— Не говори глупостей, — рассердился он. — Ничего нелепее я в своей жизни не слыхал!
Ослабленная болезнью, Шона просто не могла сопротивляться. К собственному стыду, она горько заплакала.
— Милая, прошу тебя, не плачь, — тихо сказал маркиз, обнимая ее и склоняя ее голову себе на плечо.
— Простите меня, — всхлипывала она. — Я не могу остановиться...
— Конечно. Ты ведь до сих пор больна. Тебе необходимо делать все, чтобы поскорее окрепнуть.
Она утерла слезы и попыталась засмеяться.
— Уверена, что Лайонел не стал бы плакать.
— Лайонел прекрасно проводит время. Я знаю, что он съел большинство мидий, но твоя, видимо, оказалась самой худшей. Тебе ужасно не повезло, девочка моя.
Он говорил так нежно, что она едва удержалась от слез.
Кажется, маркиз понимал ее, и поэтому молча сел рядом, ласково ее обняв.
Внезапно Шона ощутила себя абсолютно счастливой оттого, что сидела рядом с ним, могла на него опереться. Ах, если бы это могло длиться вечно...
— Вы так добры ко мне, — прошептала она. — Так обо мне заботитесь. Боюсь, я была ужасной занудой...
37 
