129 
– Так, молодежь, кто сейчас со мной на разминку?
Охранники переглянулись. Если перевести эту игру взглядов на человеческий язык, получится следующее. «Сегодня твоя очередь с пердунчиком бежать», – взглядом сказал высокий Володя. «Шалишь, братан, очередь твоя, – метнул ответный взгляд Сергей. – И вообще, я охранник, а не хрен в стакане. И не обязан каждое утро по поселку грязь месить».
Уманский, на которого витамины и женьшень уже начали действовать, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, бил копытами.
– Так кто со мной?
Володя шагнул вперед. Слабая надежда отговорить Уманского от пробежки еще оставалась.
– Так, Роман Маркович, дождь-то какой, посмотрите. Простудитесь насмерть. Дождь со снегом.
Роман Маркович так удивился этому сообщению, будто на дворе стояла не поздняя гнилая осень, а засушливое бесконечное лето.
– Дождь?
К пятидесяти четырем годам Уманский сохранил не так уж много привычек и увлечений молодости. Лошадиные бега и карты не грели душу, как в былые годы. Женщины пока еще волновали, но не до трепета. К изысканной жратве Уманский всегда был равнодушен. Что ему осталось? Не так уж много. Два-три раза в неделю тренажерный зал, оборудованный здесь же, в большой нижней комнате загородного дома. Еще настольный теннис. И, разумеется, бег трусцой. Это святое.
Уманский вышел на крыльцо, выставил вперед руку. На раскрытую ладонь упало несколько тяжелых дождевых капель, парочка крупных снежинок. Он вернулся на веранду, нацепил на голову бейсболку с длинным козырьком.
– Разве это дождь? – улыбнулся Уманский. – Слезы, не дождь.
Он не собирается приспосабливаться к капризам погоды, менять железный распорядок дня из-за какого-то жалкого дождика. Володя, поняв, что ему не отвертеться, тоже надел шапочку. Сунул руки в рукава непромокаемой тренировочной куртки. Уманский спрыгнул с крыльца, набирая темп, побежал по асфальтовой дорожке к воротам. Володя поправил под курткой подплечную кобуру, затрусил следом, сохраняя дистанцию метра три-четыре. Охранник, дежуривший на воротах, распахнул перед хозяином калитку.
Уманский выбежал на улицу, повернул налево. Дыхание было ровным. Сердце не чувствовало близкой беды, билось ровно. Маршруты утренних пробежек Уманский никогда не менял. Прямо по узкой асфальтированной улице, обнесенной с обеих сторон глухими заборами. До почты, затем поворот направо. На такую же тихую спящую даже днем улочку. Затем прямо до одноэтажного продовольственного магазина, ставшего центром поселковой цивилизации. Затем еще пара поворотов. И, наконец, финишная прямая. Совершив этот пятикилометровый круг, Уманский прибегал на место старта, к воротам своего особняка.
На бегу неплохо думается. А подумать Уманскому было о чем. Операция с обменом оружия на наркотики находится в подвешенном состоянии. Неизвестно чем завершится. Если проанализировать ситуацию, Уманскому не в чем себя упрекнуть. Он сделал все, что в человеческих силах. Закончил переговоры с таджиками, добился выгодных условий, достал оружие, обеспечил прикрытие операции на самом верху. Гецману осталась самая малость. Решить простейшие технические вопросы и стричь купоны.
И Гецман, если называть вещи своими именами, жидко обделался. Навалил дерьма – полные подштанники. И нырнул в тину: я, мол, ни за что не отвечаю.
И черт с ним, пошел к черту. Больше к своим делам он Гецмана не подпустит. Уманский набирал полную грудь влажного воздуха, наслаждался движением, легко выбрасывая вперед ноги. До поселковой площади оставалось рукой подать.
* * *
Заляпанные грязью «Жигули» стояли в ста метрах от поселкового магазина. Ашуров сидел на переднем сидении рядом с водителем и наблюдал за стариком в мокром плаще, торчащим возле магазина. Старик держал в руке авоську, набитую пустыми бутылками, и терпеливо ждал девяти часов. Томимый похмельем, он хотел оказаться первым у прилавка, когда магазин откроется, выставить бутылки и получить деньги за посуду. Ашуров обернулся к «Послу», занявшему заднее сидение и сказал:
– Вот по этой улице каждый день Уманский и чешет.
Ашуров выставил вперед руку, показывая направление. С заднего сидения хорошо просматривалась улица, по которой ежедневно кроме воскресения бегал Уманский. «Посол» сочувственно покачал головой.
– И охота немолодому человеку так себя изводить, – сказал он. – В такую погоду хороший хозяин верблюда из дома не выгонит. А он бегом бегает.
129 
