72 
– И как тебе это? Ну, убить человека?
Рогожкин сквозь зубы сплюнул на земляной пол.
– Ну, для меня это легче, чем убить собаку. Это запросто. Без проблем. Правда, после той истории с могилой, которая шевелилась, я не мог есть пару дней. Блевать хотелось. Ночами снилось всякое… Что он вылез и меня ищет.
Каширин, получив исчерпывающий ответ, передернул плечами, как в ознобе. От таких историй и вправду начинало знобить.
– Ты еще молодой. И вдруг такая жестокость. Значит, тебе это нравится, людей убивать?
Рогожкин, раздумывая над ответом, смотрел в белое окно.
– Не знаю. Не сказать, чтобы уж очень нравилось. Вообще-то, мне больше нравится врать.
Рогожкин заливисто расхохотался. Каширин почувствовал себя обманутым, последним дураком. Поверить в брехню о шевелящейся могиле мог только он. Каширину ничего не оставалось, как рассмеяться самому.
Глава четырнадцатая
Первый перекупщик скота появился в поселке утром второго дня. «Нива», на которой он приехал остановилась возле правления. Низкорослый казах в коротком полушубке и русский мужик в ватнике и меховой шапке вылезли из машины. Русский водитель поднял крышку капота и стал копаться в моторе.
Казах отошел от «Нивы» на приличное расстояние, но тут вспомнил, что здесь ходить одному не безопасно, можно встретиться с одичавшими собаками. Стая таких псов может запросто наброситься на человека, растерзать его в мелкие кровавые ошметки, обглодать до костей. Короче, ужас. Такие случаи были, сколько хочешь. Без ружья лучше не шастать по улице. Перекупщик вернулся к машине.
С заднего сидения достал двуствольное ружье ИЖ-43 двадцатого калибра. Повесив ружье на плечо, дулом вниз прикладом кверху, перекупщик отправился в ближний дом, к старухе Игнатьевне, у которой остановились Акимов и Галим.
Бабка, которую Акимов подробно проинструктировал, что и как говорить, встретила гостя на пороге в сенях. Загородила собой дверной проем, не давая перекупщику войти в дом.
– У меня внук захворал, – жалобно пропела старуха. – Не могу пустить.
Казах был удивлен и очень недоволен. Он привык останавливаться здесь, у старухи. И обычно расплачивался за постой требухой от коровы, которую забивали в деревне. Акимов с пистолетом в полусогнутой руке стоял в комнате. Он прижался спиной к стене, готовый пустить перекупщику пулю в висок, если тот заупрямится, оттолкнет старуху и войдет в дом силой.
– Ничего страшного, – сказал казах. – Я тоже болею. Кашель открылся. Зараза к заразе не липнет.
– Не могу пустить, – упорствовала бабка. – Никак не могу.
– Почему? Я рассчитаюсь ливером. Коровью печень вырежу.
Но старуху трудно было сдвинуть с места. От Акимова она получила добрый бакшиш: десять больших банок говяжьих консервов, хлеб и, главное, деньги.
– Максим сильно болеет, – повторила Игнатьевна. – Кажется, ноги у него гнить начали. Весь пошел волдырями и язвами. Мажу его мочевиной. Прижигаю язвы спиртом. Не помогает. Того и гляди, в гнойниках червяки заведутся. Слышишь, какой запах?
Казах повел носом, но смрадных запахов, исходящих от смертельно больного внука, не учуял.
– У самой кожа зудеть начинает, – продолжила старуха. – Как бы на меня болезнь не перешла. Или перешла уже? От этой хвори нее лекарства нет.
Казах брезгливо поморщился, отступил на шаг от старухи и сплюнул на ступеньки.
– Тьфу, зараза, так бы сразу и сказала.
Он повернулся и зашагал вдоль улицы искать дом, хозяин которого еще не сгнил заживо. Два другие дома, бывших на примете перекупщика, оказались на запоре. Пришлось отправляться по следующему адресу.
В это самое время Игнатьевна вернулась в дом. Акимов и Галим сели к столу, готовые из вежливости выслушать рассказ бабки. Водитель перекупщика, закончив копаться в моторе, до костей промерз на ветру. В полной уверенности, что его хозяин уже обосновался в доме старухи, он перемахнул низкий забор. Прямиком, не через калитку добежал до крыльца. Миновав сени, рванул на себя дверь комнаты, переступил порог.
Акимов, застигнутый врасплох, схватил лежащий на столе пистолет. Звук выстрела вспугнул собравшуюся под окном дома стаю ворон.
* * *
Каширин и Рогожкин устроили наблюдательный пункт не в комнате старика, из которой, считай, ничего не видно, а на тесном чердаке. Перед полукруглым оконцем накидали соломы, поверх нее постелили тряпки и одеяло. Получилось тепло, и даже уютно.
72 
