– А я лично у тебя письменную рекомендацию попрошу, – ответил Лебедев. – С рекомендацией легче найти работу. Или к тебе наниматься приду. Ты держишь пару кабаков в центре города, у тебя мебельный магазин. Везде нужны охранники.
– С такими манерами в привокзальный пивняк не устроишься. Даже по блату. Отовсюду выпрут. Ты безнадежен. Поэтому дам добрый совет: купи кусок мыла, веревку и удавись. Чтобы я тебя больше не видел. По крайней мере живым.
И в следующую секунду он получил справа удар по носу открытой ладонью, а левой рукой мент сдавил его ухо пальцами и крутанул по часовой стрелке. Брызнула кровь, в глазах зарябило от боли, голова закружилась, но Тубус быстро пришел в себя. Ему хотелось обложить этого подонка матом, однако он сдержался, решив, что следующим ударом мент может выбить ему пару передних зубов и окончательно оторвет ухо.
Мент ушел. Тубус, оставшись один, подумал, что еще совсем недавно никакой московский оперативник или следователь не позволяли такого вызывающего обращения. К Роме Антипову не смели пальцем прикоснуться, грубого слова сказать. Все знали: он человек с обширными связями. Его ударишь, а в скором времени сам останешься без руки. И разговаривать с ним надо подобающим образом: уважительно, вежливо. А тут творится беспредел. Если менты хамят по-черному, значит, случилось что-то такое… Из ряда вон.
Где прокололся Антипов? Может, виной всему тот мальчишка из приюта? Глупости. Никто не станет поднимать такой кипеш из-за вшивого сопляка. Довести мысль до логического вывода не дали шаги на лестнице.
В подвал вошел Девяткин, встал под лампой и спросил:
– Помнишь меня?
Тубус поднял голову и молча кивнул.
– Чтобы сэкономить время, не стану отбивать кулаки о твою рожу, – сказал Девяткин. – Хорошим следователем я не был никогда, а играть плохого следователя нет нужды, я на самом деле плохой. Плохой – для таких, как ты. Для бандитов и убийц. Поэтому давай начнем.
– Я только об этом и прошу: давайте начнем, – кивнул Тубус. – Я задубел в этой холодильной камере, как мороженая рыба. И всякий раз, когда я прошу объяснений, меня бьют в морду.
– Ай-ай-ай, как жесток человеческий мир. – По лицу Девяткина скользнула тень улыбки. – Но в сторону лирику. Я настроен серьезно, потому что ты меня разозлил. Если бы ты развел на деньги какого-нибудь олуха, потерявшего счет своим миллионам, я бы не переживал. Но ты украл ребенка, и не просто ребенка, а инвалида, сироту. За семь лет жизни он видел не много светлых дней.
– Похищение ребенка надо еще доказать. Это серьезное обвинение, поэтому попрошу…
– Я не стану ничего доказывать. Мы сократим программу. Поступим так. Я задам несколько вопросов, и ты ответишь на них. Ответишь правдиво. В этом случае выйдешь отсюда живым.
– С чего бы это мне петь? Я на лажу не покупаюсь.
– Если решишь отмолчаться – что ж… От двух тротиловых шашек дом не развалится, зато ты получишь хорошую глубокую могилу. Тротил я закреплю на стене, чтобы взрывная волна была направлена в твою сторону. Возможно, со временем найдут фрагменты тела… отдельные кусочки… Захоронят этот мусор в общей могиле, где лежат неопознанные бродяги. Ну, по совести говоря, хоронить будет особенно нечего.
– С каких пор у вас совесть появилась?
– С тех пор как у тебя позаимствовал, – без запинки ответил Девяткин.
Он подошел вплотную к Тубусу, раскрыл пакет, что держал в руке, и вытащил две стограммовые тротиловые шашки, соединенные одна с другой проволокой. Ткнул их под нос Тубусу, чтобы тот понял: это взрывчатка, а не два бруска второсортного хозяйственного мыла. Потом положил пакет на пол, вынул что-то похожее на темный электрический кабель, смотанный кольцом, подержал кабель перед глазами Тубуса и поковырял его лезвием перочинного ножика. Пусть Рома Антипов убедится, что это огнепроводный шнур фабричного изготовления. Сверху – двухслойная оплетка из хлопковой и синтетической ткани, не пропускающая влагу, внутри – порох пополам с химическими ингредиентами. Девяткин просунул шнур в отверстие тротиловой шашки. Затем при помощи куска проволоки и клейкой ленты закрепил взрывчатку и огнепроводный шнур на стене с таким расчетом, чтобы Тубус не смог дотянуться до них ни рукой, ни ногой. Отошел в сторону и закурил сигарету, глядя на результаты своего труда. Все сделано как надо.
– Тут два с половиной метра шнура, – сказал майор. – Он горит со скоростью полметра в тридцать секунд. Шнур нельзя залить водой, но горящий конец можно обрезать ножом. Итак, я буду задавать вопросы. Если ты молчишь или крутишь вола, я поджигаю шнур и жду, когда ты скажешь правду. Постепенно огонь будет приближаться к шашкам, и мне придется подумать о спасении жизни. Не твоей, разумеется. Я выйду из комнаты и поднимусь наверх, когда до взрыва останется тридцать секунд. То есть полметра шнура. Это здесь.