В следующее мгновение, лейтенанта приподняли и бросили на кровать, ножки которой, затрещав, подломились, надвое разломилась полированная спинка из карельской березы. Люстра закачалась под потолком, слетела с крюка, повиснув на проводах, замигала лампочками. За ноги лейтенанта стянули с испорченной кровати, кто-то засадил кулаком по ребрам, кто-то въехал в ухо. Горобцов не думал о защите, уже не мог даже закрыться предплечьями от ударов, не мог крикнуть, потому что ему не хватало воздуха. Левый глаз заплыл, а правый видел какую-то бессвязную мозаику из предметов и мутных человеческих образов. Жестокий прямой в челюсть, отбросил его к зеркальному трюмо. На лету Горобцов выплюнул пару выбитых зубов, раздавил спиной зеркало, брызнувшее острыми осколками, смахнул огромную вазу богемского стекла.
Сердце опускалось куда-то в желудок, потом подскакивало и стучало возле самого горла. Горобцов харкнул кровью, решив, что через несколько минут его забьют до смерти, затопчут ногами, сотрут в утиль, в порошок. И спасения нет. Свет в глазах померк, показалось, в правое ухо с разворота, кажется, саданули кувалдой.
***
Горобцов пришел в себя через несколько минут, когда на его физиономию полилась струйка холодной воды из графина, воды, которой он изредка поливал засыхающий фикус. Опираясь на руки, лейтенант оттолкнулся ладонями от пола, сел, тихо застонав, осмотрелся по сторонам. По воздуху летал пух, вылезший из разодранной ногтями подушки. Разрушения в доме выглядели совершенно ужасающими. Платяного шкафа, стоявшего в гостиной, как такового больше не существует, его место заняла груда поломанных досок вперемежку с тряпками любовницы. От стеклянной горки чудом сохранилась нижняя часть. Но хуже всего выглядели стены. Два огромных пролома, справа и слева, в которые запросто пройдет лошадь. Второй пролом, в стене между спальней и кухней, вообще неизвестно когда появился. Кажется, Горобцов таранил стену лишь единожды. Впрочем, много он мог просто не помнить…
Лейтенанта штормило, подкатывала тошнота. Перед глазами расплывались темные круги, при каждом вздохе острая боль прокалывала поврежденные ребра. А в башке творилось что-то невообразимое. Ощущение такое, что голову оторвали, а затем пришили на место. Но не совсем удачно. Мокрая рубашка в кровавых разводах прилипла к телу, а вода все лилась и лилась за шиворот. Грозной тенью нависал какой-то человек, то ли убийца, выдававший себя за фармацевта, то ли его напарник. Сил поднять голову не было. Лейтенант опустил взгляд и почувствовал, как вдоль позвоночника, промчалась стайка муравьев, больших и холодных как лед.
Пока он был в забытьи, чертов аптекарь разрезал брючный ремень, расстегнул «молнию» и спустил штаны вместе с трусами до самых колен. Рука в хозяйственной перчатке из толстой резины крепко держала Горобцова за пенис, в другой руке аптекарь сжимал нож-бабочку с двойной заточкой. И уже сделал первый пробный надрез на кожице у самого основания члена. Кровь из ранки капала на доски пола.
– Сальникова и Гришину доставили в вытрезвитель дней десять назад, – выдавил из себя лейтенант. Распухший язык едва шевелился. – Вернее так… После обеда, ближе к вечеру, к нам заехали два оперативника местного ОВД. Они сунули мне пятьсот баксов и сказали, что примерно через час на стоянке гостиницы остановится джип «Форд Эксплорер», из машины вылезет мужчина. Его надо задержать и доставить к нам. Всего-то и дел. И это за такие деньги. Я был дежурным смены… Я был дураком… Вы меня убьете?
– Все зависит от того, что ты скажешь, – ответил Колчин. – Ты уже убедился, что врать -
себе хуже делать. Одно слово лжи, и… Ты знаешь, что случится дальше. Через час на этом месте будет пепелище и обгоревший до неузнаваемости труп, лишенный мужского достоинства.
– По… Понял, – Горобцов проглотил застрявший в горле комок. – В тот день со мной в вытрезвители находились еще три милиционера, фельдшер и уборщица. И еще водитель экипажа службы доставки. Пожалуйста, уберите нож. И дайте воды. Иначе я не смогу говорить.
Колчин сложил ножик-бабочку, стянул резиновые перчатки и сунул в дрожащую руку лейтенанта пластиковую бутылку, на дне которой плескалось два глотка ржавой воды.
– Теперь рассказывай.
***
Через полчаса Горобцов лежал в спальне, чутко прислушиваясь к шагам в прихожей. Это фармацевт и его помощник, топая башмаками, неторопливо покидали дом. Горобцов приподнялся, привалившись спиной к матрасу разломанной двуспальной кровати, перевел дух. Голова гудела, как перегревшийся паровой котел, сил не осталось даже на то, чтобы встать, пройти в ванную и прилепить к поцарапанному ножом члену полоску антисептического пластыря. Пока он даже не способен натянуть спущенные штаны.