43 
На следующее утро Колчин проснулся с тяжелой головой, он вышел в холодные сени и, чувствуя приступ тошноты, решил, что под дулом пистолета больше не пригубит дедовой сивухи. «А Василич уже приходил, – сказала мать, когда он вернулся в комнату. – Спрашивал, долго ли ты спишь». «А ему что за дело?» Мать поставила на стол миску с творогом и со сметаной, стакан молока. «Известно чего, вздохнула она. – Опять с бутылкой. Говорит: я Валерке должен магарыч». Колчин ел творог и смотрел в окно, снова пошел снег, на небе занималась серая заря. У забора стояла женщина в валенках и коротком пальто, на голове пуховый платок. Она еще не решилась зайти, видимо, придумывала, с чего начать деликатный разговор. В авоське болталась бутылка с мутной жидкостью, в горлышке затычка из газеты.
Мать, наклонившись к окну, тоже заметила женщину. «Это Софья Николаевна, – сказала мать. – Через три дома живет. Ты ее должен помнить». Мать, почувствовав, что женщина пришла к ее Валерке по важному вопросу, живо накинула цигейковую шубу, выскочила за порог. Женщины у забора беседовали полчаса. Наконец Софья Николаевна ушла, унося бутылку. Мать вернулась расстроенная, села на лавку. «Ну, что?» – Колчин уже не ждал добрых известий. Новость о чудесном освобождении из тюрьмы Олега с космической скоростью облетела поселок. И теперь,
пожалуй, к большому начальнику из Москвы очередь выстроится из ходаков. Каждый со своей бедой или просьбой.
«Софья хочет нетеля резать, – сказала мать. – Потому что кормить нечем. А из потребкооперации к нам уже месяц не приезжают. Мясо некуда девать. Ты бы попросил кого из своих друзей. Ну, чтобы машину за мясом прислали из кооперации. Может, помогут. А то пропадет мясо. Да, напрасно ты мне уголь привез. Теперь покоя не будет». «Мама, я ведь послезавтра уезжаю, – сказал он. – Приехал, чтобы с тобой побыть. А тут такие дела. Вчера тюрьма, сегодня нетель». Мать только вздохнула, она не умела отказывать людям. Видно, она и сама верила, что ее Валера очень большая шишка в Москве. «Сегодня во сколько автобус до райцентра?», – Колчин поднялся из-за стола. «Автобус? Как вчера», – ответила мать.
Он уехал через два дня, напоследок пообещав соседу через улицу замолвить слово за сына, которого собираются отчислять из одного московского института за неуспеваемость и прогулы.
***
Оперативники сидели в двух легковых машинах, стоявших на въезде и выезде из Солдатского переулка, ждали команды «фас». Торчать возле забора не было резона. В этом чертовом переулке всего в несколько домов негде спрятаться от посторонних глаз. Чужаки могли напугать ночного прохожего, а тот заорет, поднимет шум. Такое прежде иногда случалось. Но хуже, если обитатели дома среди ночи решат стряхнуть пыль с ушей и двинут куда-нибудь. Например, в кабак, обмыть удачную сделку, за бутылкой или за харчами, да мало ли что у них на уме…
– Пригнать сюда из Москвы десяток оперативников и наш фургон, нашпигованный самый современной техникой, – Варенцов шлепнул себя ладонью по ляжке, выбив смачный звук, будто пощечину влепил. – И вся эта музыка только для того, чтобы взять двух жалких поцев с милицейскими погонами. И еще одного забулдыгу, который продавал ворованный автомобиль.
Колчин промолчал, он не имел права вдаваться в детали, рассказывать лишнее. Варенцов знал лишь то, что ему было положено знать, ни больше, ни меньше. Сегодняшнюю операцию он считал действом, не достойным своего высокого профессионального уровня. С другой стороны, не стали бы его группу откомандировывать из Москвы, чтобы прихватить продажных ментов. И при чем тут Служба внешней разведки? Или эти менты работали на иностранные спецслужбы? Глупость. Что-то тут не так. Варенцов затеял разговор, стараясь расколоть Колчина, вытащить из него хоть одно слово правды, но этот тип из СВР оказался крепким орешком. Страдавший излишним любопытством, Варенцов не сдавался. А Колчину оставалось отмалчиваться или отшучиваться, но получалось не смешно.
– Маразм начальства с каждым днем крепчает. Самые лучшие сотрудники центрального аппарата ФСБ, – Варенцов надулся и ткнул пальцем в грудь, показывая собеседнику, о ком именно идет речь, – ловят грязных ментов. У нас что, другой работы нет? Господи… Почему мы здесь? Зачем? Такое в голове не укладывается.
– Еще уложится, – ответил Колчин.
Варенцов пригладил коротко стриженные русые волосы с проседью на висках, решив для себя, что разговорить Колчина все равно не удастся. Изображение на мониторах дрожало, бежали горизонтальные полосы, из динамиков доносилось кошачье урчание и треск. Варенцов надел наушники и стал думать о том, что ровно в четыре утра оперативники все кончат одним махом: ворвутся в дом через дверь и окна, вытащат этих сукиных детей сонных из теплых постелей на воздух, сунут мордами в грязь. Пусть полежат, подумают о делах своих грешных. Авось, на допросе не станут вола вертеть.
43 
