25 
С возгласом отвращения она повернулась к своей лошади.
— Такое быстрое отступление, Сирина. Можно подумать, что вы… испугались.
Она снова обратила взор к нему:
— Я не боюсь вас!
Великолепно. Другого слова не подберешь, чтобы описать то, как Сирина стояла, будто в стойке, словно со шпагой в руке, с горящим взором и растрепанными волосами. А ее галоп по лесу — со слишком большой для безопасной езды скоростью и сноровкой, которыми могли бы похвастаться немногие мужчины! Бригем не мог этого отрицать.
Не мог он отрицать и того, что то, как Сирина выглядела в бриджах, смутило его. Как бы скверно ни сидели они, все же демонстрировали соблазнительную длину стройных ног, а также изгибы талии и бедер. Под домотканой рубашкой виднелись мягкие округлости груди, которая даже теперь возбужденно поднималась и опускалась.
— Возможно, вам следовало бы бояться, — пробормотал Бригем, адресуясь не только к ней, но и к себе, — так как меня одолевают всевозможные намерения.
При этих словах дрожь охватила ее, но она не подала виду.
— Вы не беспокоите меня, лорд Эшберн. Я избавлялась и от мужчин получше вас.
— Так я и думал. — Поднявшись, Бригем увидел то, что хотел видеть — мелькнувшую в ее глазах неуверенность. — Однако теперь вам приходится иметь дело со мной, Сирина. Сомневаюсь, что вы сможете надрать мне уши.
Она бы отступила на шаг, если бы гордость не приказывала ей оставаться на месте.
— Я поступлю с вами еще хуже, если вы прикоснетесь ко мне снова.
— Неужели? — Почему, чем резче эта женщина говорила с ним, тем сильнее он хотел ее? — Я уже извинился за то, что произошло в конюшне.
— В конюшне? — Сирина приподняла брови, решив не уступать ни дюйма. — Что бы там ни случилось, милорд, это было настолько не важно, что уже забыто.
— Вы настоящая дикая кошка! — не без восхищения произнес Бригем. — Если вы будете продолжать оттачивать на мне свои когти, то сломаете их.
— Я готова рискнуть.
— Тогда позвольте мне освежить вашу память. — Он подошел ближе. — Вы были так же разгорячены и так же довольны, как я. В своих объятиях я держал не восторженную девицу, а женщину, созревшую для любви и жаждущую ее.
— Как вы смеете? — прошипела Сирина. — Ни один джентльмен не говорил со мной подобным образом!
— Возможно. Но ни одна леди не носит бриджи.
Удар попал в цель. Это правда — она не леди и никогда не будет ею, хотя желала этого, чтобы доставить удовольствие матери.
— Что бы я ни носила, я не хочу, чтобы вы оскорбляли меня.
— Не хотите? О небо! Но ведь вы оскорбляете меня с тех пор, как впервые увидели! — Забыв об осторожности, Бригем схватил ее за руку. — Думаете, потому что вы женщина, я должен терпеть ваши насмешливые комментарии обо мне, моем происхождении, моей национальности? Черт возьми, Сирина, вы гонитесь за двумя зайцами! Одеваетесь и говорите как мужчина, а когда это вас устраивает, прячетесь за ваши нижние юбки.
— Ни за чем я не прячусь. — Сирина вскинула голову и сердито уставилась на него. Солнце, светившее сквозь обнаженные ветки ясеня, превращало ее волосы в расплавленное золото. — Если я оскорбляю вас, то не более, чем вы того заслуживаете. Возможно, вы очаровали мою семью, но не меня.
— Очаровать вас — наименьшая для меня забота, — процедил он сквозь зубы.
— Ну конечно, вас заботят только пышность ваших кружев и блеск ваших сапог. Вы явились в мой дом с разговорами о войне и справедливости, но сами ничего не делаете.
— Что я делаю или намерен делать, вас не касается.
— Вы спите под моей крышей, едите за моим столом. Где были вы, когда англичане приходили строить свои форты и отправлять наших людей в тюрьмы или на виселицы?
— Я не могу изменить историю, Сирина.
— Вы не можете ничего изменить — ни того, что произошло, ни того, что произойдет.
Его пальцы сжали ее руку.
— Не хочу обсуждать с вами мои планы, но скажу вам: когда придет время, изменения произойдут.
— В чью пользу?
Бригем притянул ее к себе:
— О чем вы?
— Что судьба Шотландии значит для вас или любого английского аристократа? Вы приехали из Англии благодаря прихоти и в любой момент с легкостью можете вернуться туда — в зависимости от того, куда подует ветер.
Его лицо побледнело от негодования.
— На сей раз, дорогая моя, вы заходите слишком далеко.
— Я говорю, что считаю нужным. — Сирина попыталась вырваться, но обнаружила, что ее рука зажата как в тисках. — Вы не называете никакой причины, по которой вступили в союз с нашим делом, почему решили обнажить шпагу. Поэтому я могу думать, что мне угодно.
25 
