72 
Некоторые отпускали похотливые шуточки по ее адресу и сами же похохатывали. Обслуживали зал две официантки, разносившие кружки эля и стаканы с вином.
Когда она вслед за французом поднималась по лестнице, зазвонил дверной колокольчик и вошел рыжий мужчина в запыленной драгунской форме. Ники почти не обратила на него внимания. Хозяин отпер дверь и сказал:
— В туалет можно попасть по черной лестнице.
Маленькая комнатка оказалась на удивление уютной и опрятной, хотя и по-спартански обставленной На кровати лежал набитый мхом матрас, одеяла выглядели теплыми и чистыми.
Над старым обшарпанным дубовым бюро висело небольшое зеркало. Для нее уже были приготовлены кувшин и тазик. Огня в камине не было, но холод особенно не чувствовался.
В ожидании ужина Ники бросила саквояж на постель и стала расчесывать волосы. Пользуясь серебряной щеткой, прихваченной из Бель-Шен, единственной ценной вещью, которую она позволила себе взять, Ники причесала длинные волнистые пряди. Они ярко засверкали в свете плошки с китовым жиром.
Послышался стук в дверь. Грудастая служанка поставила поднос с едой на стол.
— Спасибо, — сказала Ники, награждая ее улыбкой вместо чаевых.
От запаха поджаренного хлеба и жаркого у нее дотекли слюнки.
Сначала она поест, затем снимет свою пыльную одежду, осушит бокал вина и, смертельно усталая, тут же уснет..
Молодой рыжий драгун уселся на стул и хватил кулаком по столу.
— А ну принесите мне рома, да поскорее!
Официантка поспешила принести выпивку, которую он уничтожил одним залпом.
— Еще! — потребовал он, на этот раз широко ухмыляясь и звучно шлепнув ее по заду. Широкобедрая служанка захихикала и, пританцовывая, поспешила прочь.
В любой другой вечер Сентимус К. Уоткинс вполне довольствовался бы ее ласками. Но только не в этот. Он получил повышение и намеревался отпраздновать это событие. Как следует набраться рома, а затем переспать с самой аппетитной девицей в таверне.
— Как тебя звать, парень? — спросил лысеющий одноглазый человек, видимо, матрос, сидевший на скамье напротив него.
— Сен-Уоткинс, — Он протянул худую руку.
— Подходящее имя для боевого солдата, — сказал матрос, принимая руку. — Сержант?
— С сегодняшнего дня капрал.
— А меня зовут Уилок Аптон. — Матрос хлопнул себя по спине, затем повернулся к служанке, которая стояла тут же, над его плечом. — Принеси парню выпить, — с ухмылкой сказал он. — А заодно и мне тоже.
Через час матрос отбивал на столе ритм, распевая веселую морскую песню.
Будучи навеселе и надеясь позабавиться с какой-нибудь девицей, Сеп чувствовал себя превосходно.
Он подошел к дубовой стойке, где хозяин наливал вино из бочонка.
— Мне нужна самая хорошая девица во всей таверне.
— Это Дезире, — сказал француз, показывая на широкобедрую официантку, которая обслуживала зал в этот вечер.
Сеп покачал головой:
— Только не сегодня. Карманы у меня набиты монетами, живот полон рома. Мне нужно что-нибудь такое особенное… — И он позвенел кошельком с монетами по стойке.
Хозяин погладил бороду.
— Есть у меня и кое-что особенное, — сказал он, показав глазами на лестницу. — Но она из дорогих.
— Сегодня я щедро плачу.
— У этой волосы как медь, — разогреваясь, начал говорить хозяин. — Талия вот такая тоненькая, — показал он пальцами. — А глаза цвета морской волны.
Сеп одобрительно улыбнулся, но хозяин, пожав плечами, охладил его пыл.
— Но может быть, ты ее и не захочешь. Видишь ли, она любит настоящих мужчин. Таких, которые могут взять ее против воли. Что бы она там ни делала. Понятно?
Драгун выпятил грудь.
— Я покажу ей, какой я мужчина. Она меня не скоро забудет.
— Ты уверен?
— Еще бы.
Хозяин хлопнул его по спине.
— А ну-ка покажи свои денежки. Я думаю, мы поладим.
Когда Сеп открыл дверь Ники ключом, который дал ему хозяин, то убедился, что ему говорили правду. Девушка и впрямь была красоткой. Какой-то миг он стоял в дверях и, подняв лампу, рассматривал ее, любуясь разметавшимися по подушке волосами.
Ее глаза были закрыты, на щеках лежали густые темно-золотые ресницы, губы — пухлые, нежно-розовые. На ней была простая белая ночная рубашка, которая соблазнительно обрисовывала ее округлые груди.
Сеп решительно вошел в комнату и поставил лампу на столик. Предвкушая наслаждение, он молча отстегнул пояс со шпагой, стащил тяжелые черные сапоги и, расстегнув медные пуговицы на мундире, снял и его. Затем сдернул с себя красное нижнее белье, оставшись нагишом. После долгих месяцев службы на благо страны тело у него было подтянутое и жилистое.
72 
