Кэтрин улыбнулась. Сейчас она знала, как разжечь его страсть. И что тогда? Если она преуспеет в обольщении, признает ли Доминик их брак настоящим, а не фиктивным? Кэтрин не знала. И у нее оставалось всего четыре дня, чтобы узнать. Ну, Доминик, берегись. Кэтрин злорадно улыбнулась.
Она пошла в конюшню, надеясь, что Доминик там.
— Ты поедешь кататься, Катрина?! — Янош бежал к ней с черного хода.
Кэтрин улыбнулась, думая о том, как прелестно смотрится мальчик в белой рубашке с жабо и бархатных штанишках. Малыш шлепал босиком, а туфли нес в руках.
— Хочешь, поедем вместе, — предложила Кэтрин и, приподняв край вышитой салфетки, покрывавшей плетеную корзину, добавила: — Смотри, что нам собрала кухарка. Мы можем устроить чудный пикник.
— Мистер Рэйнольдс сказал, что сегодня у меня уроков не будет, — радостно сообщил Янош. — Я поеду с тобой.
— Тебе надо переодеться, — заметила Кэтрин. — Я подожду тебя здесь.
Мальчик припустил в дом.
— Оседлай лошадь для Яноша, — приказала Кэтрин молодому конюху,
— Приму? — с оттенком неодобрения спросил конюх.
— Если он ездит на ней, то седлай Приму.
Через некоторое время слуга вернулся, ведя под уздцы лошадь — высокую серую кобылу.
— Прима, лошадка моя, — подбежал к лошади Янош.
— Слишком большая лошадь для маленького ребенка, — проворчал конюх.
— Янош — отличный наездник, — возразила Кэтрин.
Она помнила, как лихо катались на лошадях все мальчишки племени пиндаров.
Конюх насупился. Кэтрин крутила головой, надеясь увидеть Доминика, и на глаза ей попался Бобби Мартисон, младший брат того паренька, что сейчас занимался их лошадьми. Оба были сыновьями старшего конюха Грэвенвольда.
— Привет, Бобби, — окликнула Кэтрин мальчика.
— Здравствуйте, ваша честь.
— Ты, конечно же, знаком с Яношем?
Бобби опустил голову и надулся.
— Да, знаком.
Лицо Яноша не выражало ничего. Настоящий цыган.
— Вы могли бы играть вместе, — предложила Кэтрин.
Мальчик мог бы помочь цыганенку почувствовать себя своим среди здешних детей.
Бобби явно напугало предложение Кэтрин.
— Он дерется, ваша честь. Честное слово, он меня побил. Поставил мне синяк под глазом. Мой отец как следует вздул бы его, не будь он барчуком.
Янош по-прежнему молчал.
— Но он не мог ударить тебя просто так. За что он побил тебя, Бобби?
— Мы его только немного подразнили. Ничего плохого делать ему не собирались.
— Почему вы его дразнили?
— Говорит он смешно. И ведет себя забавно.
— Бобби, а ты хочешь учиться в школе? — сменила тему Кэтрин. — Ты хочешь научиться читать и писать?
Бобби смотрел на новую хозяйку настороженно.
— Папа говорит, что в школе учиться — время тратить попусту.
— Неужели?
— Оттого, что лишнюю книжку прочтешь, хлеба на столе не прибавится, — повторил отцовские слова Бобби.
— Может, и так, а может, и нет, — загадочно сказала Кэтрин.
— Собираемся кататься?
Услышав за спиной голос Доминика, Кэтрин оглянулась.
— Да. — Сердце ее забилось сильнее. — Почему бы тебе не поехать с нами?
— Прошу тебя, Доминик, — присоединился к ее просьбе Янош. — Сегодня такой хороший день. Мы можем съездить в веш, в лес то есть. Мы снова могли бы превратиться в цыган — на один день.
Доминик прислонился к. стене конюшни. Видно было, что он колеблется. Скорее всего, он был бы не прочь провести день в такой приятной компании.
— Не сегодня, малыш, — ответил он. — У меня слишком много дел.
— Поезжай, Янош, — предложила Кэтрин, — и подожди меня на вершине холма. Поедем к ручью, хорошо?
Доминик посадил мальчика в седло. Янош отъехал, а Доминик обратился к Кэтрин:
— Тебе не кажется, что ты слишком снисходительна к его шалостям? Или это еще одна твоя уловка?
Кэтрин едва удержалась от улыбки. Доминик был недалек от истины.
— Он чудный малыш. Мне бы хотелось, чтобы он не чувствовал себя здесь таким одиноким.
— Верно, — вздохнул Доминик. — Иногда я спрашиваю себя, стоило ли привозить его сюда.
Кэтрин сняла соломинку с рубахи мужа и стала вертеть ею между пальцами.
— Я, кажется, знаю, как ему помочь.
— И как же?
— Я хочу открыть школу, такую, как построил мой отец в Арундейле. Деньги у меня есть свои, но твоя помощь мне все же потребуется.
— Не сказал бы, что я в восторге от твоей идеи. Ты же знаешь, многим это не нравится. Некоторые могут сказать, что ты сеешь зерна революции.