Получается! Кэтрин даже захотелось, чтобы Доминик вернулся пораньше, пошел ее искать и увидел ее за работой. Может быть, ему понравится ее ловкость, у него улучшится настроение, и тогда можно будет снова поговорить о возвращении домой. И теперь она расскажет ему правду.
С этими мыслями она опустила за пазуху очередную монету. Вдруг чья-то смуглая рука беззастенчиво полезла к ней за пазуху.
Кэтрин вскочила. Перед ней стоял Доминик. В глазах его полыхала ярость.
— Я, кажется, велел тебе спать, — с тихой яростью проговорил он.
«Что я такого сделала?»
— Я не хотела спать.
— Отлично, — пробормотал он и, схватив ее за руку, потащил за собой. Когда они добрались до повозки, Доминик одним прыжком оказался наверху, распахнул дверь и толкнул Кэтрин внутрь.
— Что случилось? — растерянно спросила Кэтрин. — Доминик, что с тобой?
— Тебе нужны деньги? — зло спросил Доминик, срывая пояс со своей красной шелковой рубахи.
Кэтрин в ужасе смотрела, как он достает из потайного кармана деньги.
— Так бери, у меня их больше, чем нужно, а у тебя в достатке прелестей, за которые я готов заплатить!
— Что? Как ты смеешь…
— Дело даже не в том, что ты оскорбляешь кохайи, притворяясь, будто владеешь их ремеслом, дело в том, что ты ничего мне не сказала.
— Я не хотела никого оскорбить. Я делала это для тебя и остальных. Я думала, что так смогу быть вам полезной.
— Не выкручивайся, Кэтрин. Правда в том, что денег, которые ты у меня украла, не хватит, чтобы добраться до Англии, до твоего чудесного женишка. Я сказал, что отвезу тебя. Так нет, ты не веришь. Ты упорно хочешь добраться туда сама.
— Ты сошел с ума!
Доминик скинул рубаху и бросил в угол.
Кэтрин стало не по себе. Она попыталась проскользнуть к двери. Но не тут-то было: Доминик поймал ее за руку и потащил к кровати.
— Тебе только кажется, что ты любишь его.
Он сел рядом с ней на кровать и стянул сапоги. Они с тяжелым стуком упали на пол. Затем он встал и принялся расстегивать брюки.
Кэтрин в ужасе смотрела на его плоский живот, на обнажившуюся полоску темных курчавых волос, уходивших треугольником вниз, на распиравшую бриджи припухлость.
— Что ты делаешь? — дрожащим голосом спросила она. От его голодного взгляда пересохло во рту. Кэтрин медленно отодвинулась к краю, готовая вскочить и броситься наутек, но Доминик опередил ее, поймал в свои могучие ручищи и прижал к себе.
— Ты никуда не пойдешь. Хватит. Я слишком долго ждал.
Он прижался к ее губам, требовательно, грубо. Кэтрин уперлась руками ему в плечи, замотала головой.
— Я говорю правду! — с трудом высвободившись, воскликнула она.
Он схватил ее за плечи и тряхнул изо всех сил. Потом повалил ее на кровать. Кэтрин почувствовала, как жадно он сжимает ей грудь, затем услышала звук рвущейся ткани.
— Теперь я возьму то, что уже брали другие.
— Доминик, — пробормотала она, еле живая от страха, — прошу тебя… ты не понимаешь. Прошу, не делай этого!
Но он уже ничего не соображал от страсти. Распяв ее на кровати, он пытался поцеловать се, прижимаясь к ней всем телом.
— Умоляю, выслушай!
Прошло несколько долгих минут, пока ее слова, ее мольбы дошли до его сознания. Он взглянул в ее глаза и не увидел желания — один только страх.
«Что я делаю?» Доминик перевел дыхание, тряхнул головой. Он отпустил ее, и она села на кровати.
— Ты хочешь получить то, что брали другие, — тихо сказала она. — Но других не было. — Зеленые глаза ее светились смущением. — Никогда не было.
Доминик нахмурился. Сердце колотилось, как бешеное.
— Ты что, девственница?
Ее бледные щеки окрасил слабый румянец.
— Да.
— Но этого не может быть. В цыганском таборе? Нет. Не поверю. Только святой не посмел бы взять тебя.
За окошком сгущался сумрак. Были слышны веселые голоса, пение. Доминик обхватил руками голову.
— Я предназначалась паше, — сказала Кэтрин. — За невинную девушку они собирались получить огромные деньги. Потом был Вацлав. А потом… ты сам знаешь.
Доминик не верил своим ушам.
— То, что я рассказала тебе насчет денег, тоже правда, — продолжала Кэтрин. — Я делала это для тебя и других. Я хотела помочь. Я надеялась, что ты будешь мной гордиться.
Глядя в ее честные глаза, он чувствовал, словно тяжкий груз падает с плеч, и вина ложится на сердце.
— Проклятие, — выдохнул Доминик.
Тело его болезненно ныло от желания. Ее грудь виднелась сквозь дыру в блузе, и нежные алые губы припухли от поцелуев. Господи, как он ее хотел!