Игорь Саввич выглядел подавленным. Ласковин даже припрятал бумажку с телефоном пресловутого Михаила. Не дай Бог, батюшка решит пойти с повинной! Но два часа телевизионного лицедейства, как ни странно, сказались на отце Егории благотворно: он разозлился. Как уже было известно Андрею, гнев для отца Егория был лучшим лекарством от депрессии. Наконец, после фразы о «согнутых тяжким бременем утраты» Потмаков выключил телевизор.
Ласковин, впрочем, уже сорок минут игнорировал экран: копался в корейском автоответчике, который вдруг перестал принимать в расчет, дома ли его хозяин.
– Итак,– произнес Андрей, установив, что придется менять весь блок,– что будем делать?
– Ничего! – отрезал Потмаков.– Похерим. Бог им судья!
«Хороший ответ,– подумал Андрей.– Исчерпывающий».
– Я бы пообедал,– сказал он вслух.– Полтретьего уже.
– Пойдем,– согласился Игорь Саввич. Около пяти приехал Смушко. Подмигнул Андрею, показав портрет на полполосы в траурной рамке.
А отцу Егорию сказал:
– Хороший день. Еще шестьдесят тысяч надыбал!
– Что-то ты больно весел? – подозрительно спросил Потмаков.
– Девка плачет – солдат веселится! – усмехнулся Смушко.– Чужая смерть способствует щедрости. Ибо напоминает о бренности жизни нашей!
– Тьфу! – сплюнул отец Егорий.
– Батюшка! На пол! – укорил Смушко.– А ведь прав я! Любой директор похоронной конторы вам подтвердит!
– Чушь несешь! – строгим голосом произнес отец Егорий.– Люди погибли!
– Да,– согласился староста.– Погибли. Так пусть хоть польза будет от их смерти. Неужто один бандит десяти детишек не стоит?
– Не нам мерять! – проворчал Игорь Саввич. Но аргумент был веский.
– Поеду я,– сказал Ласковин.– Меня ждут.
– Завтра-то как? – спросил Степаныч.– Навестишь?
– У тебя же день рожденья! – вспомнил Потмаков.– Тридцать лет! Нет, давай-ка оставайся.
А завтра…
– Не могу, отец Егорий! – улыбнулся Андрей.– Невеста ждет!
Само вырвалось. Еще можно было на шутку обернуть, но… не хотелось.
Потмаков строго посмотрел на своего подопечного:
– Невеста?
– Я все помню,– сказал Андрей.– Завтра приеду. Если что – телефон есть.
– Ладно уж,– проворчал Игорь Саввич.– Обойдемся.
– Наташа,– проговорил Ласковин.– Тебе пошел бы камин.
– Я думаю! – Девушка засмеялась. Волосы у нее на затылке были мягкими, как кроличья шерстка.
– Андрей! Ты меня… м-м-м… беспокоишь! – предупредила полушутя.
Голова ее лежала на коленях Ласковина, узкая ладошка медленно двигалась влево-вправо над огнем свечки.
– Я думаю, ты – реликт! – сказал Андрей.– Мы занесем тебя в Красную книгу и будем охранять!
– Договорились!
Наташа повернула голову: в каждом зрачке по отраженному огненному язычку.
– Ты и будешь меня охранять! – сказала она.– Ты теперь не у дел! А должен с кем-нибудь сражаться. Или за кого-нибудь!
Шутка, слишком похожая на правду.
– Слушай,– произнес Ласковин,– возьми в мае отпуск! Можешь?
– Могу. А зачем?
– Отвезу тебя в сказочный город! В город красных крыш, танцующих кукол и хрустальных замков!
– Давай,– промурлыкала Наташа и потерлась ухом о его руку.– А он где?
– Далеко! – тожественно произнес Андрей.– Но мы полетим туда, и ты будешь пить кофе по-венски, а лебеди будут класть на твои колени красноклювые головы!
– Как красиво! – прошептала Наташа, закрывая глаза.– Я все вижу! Я вижу замок на холме. И мельницу… Там есть мельница?
– Есть,– ответил Андрей.– Там есть мельница, и ратуша с волшебными часами, и узкие улочки, и музыканты, играющие перед собором…
– Ты все придумал? – прошептала Наташа.– Да?
– Нет,– ответил Андрей.– Ты же знаешь, у меня небогатая фантазия. Я ведь не поэт, я всего только телохранитель в отставке. Но я отвезу тебя в Прагу! Ты мне веришь?
– Да! – вздохнула Наташа.– Ты удивительный!
Она вслепую потянулась к его лицу, провела пальцами по подбородку, щеке…
– Ты ошибаешься! – Она чувствовала пальцами: он улыбается.– Ты ошибаешься: я обыкновенный! Самый обыкновенный!
Наташа открыла глаза, и лицо ее переменилось. Так меняется бабочка, вдруг распахнувшая крылья. Или – когда расходится лед, открывая темное и бездонное зеркало глубины.
– Я хочу видеть твои сны! – произнесла она.– Я хочу знать, почему ты – такой!
– Ты узнаешь,– тихо сказал Андрей, прижимая к губам ее теплую ладонь.– Ты узнаешь. Может быть, раньше, чем я сам.