– Квартира, разумеется, моя. И сам я – в ней! – Сигизмунд рассмеялся.– Без этого статья вышла бы беспредметной, верно? А девушка… Девушка не моя, приглашенная. Так что, если вы пришли ко мне из-за девушки, прошу прощения. Ничем не могу помочь!
«Я знаю, что не из-за нее,– понял Ласковин по выражению его лица.– Шутка!»
– И еще,– доверительно наклоняясь к Андрею, произнес Сигизмунд.– Мне было любопытно узнать, как отреагируют массы на несколько нетрадиционную этику!
– Вы имеете в виду: на употребление в пищу человеческой крови? – осведомился Ласковин.
– Ну да! Сейчас своеобразное время: идеалы, убеждения, понятия о приличиях – все меняется. В том числе и отношение к подобным вещам. Вы согласны?
– Отчасти,– уклонился Андрей.– Скажите, Сигизмунд, а вы действительно употребляете ее в пищу?
– В пищу? А, вы о крови! Нет, может быть, мой ответ вас разочарует, но в пищу я ее не употребляю.
– Почему это меня должно разочаровать, Сигизмунд?
От этого имени на языке оставался приятный осадок, остаточный вкус. Как от бархатного чешского пива.
– Вы мне показались оригинальным человеком, Андрей. Человеком, которого не смутишь ни видом, ни вкусом крови. Вы случайно не доктор?
Ласковин покачал головой.
– В любом случае,– сказал хозяин квартиры, придвигаясь к Андрею поближе и кладя ладонь ему на руку,– я рад нашему знакомству. Может быть, на что-то подобное я и надеялся, когда поддался на уговоры Арика. В нашем большом городе так редко удается найти нового, по-настоящему интересного человека. Вы понимаете, что я имею в виду?
«Манерами он похож на гомика,– подумал Ласковин.– Но не гомик. Или все-таки гомик?»
На расстоянии вытянутой руки Сигизмунд производил потрясающее впечатление. Темные мерцающие глаза, матовая кожа, яркие губы, блестящие волнистые волосы и еще тот неуловимый налет аристократизма, какой бывает только от сочетания крови и воспитания. Андрей вдруг почувствовал себя грубым и неуклюжим. Его кисть (форму ее Ласковин до сих пор считал безупречной) выглядела обезьяньей лапой в сравнении с длинными, будто вылепленными из алебастра пальцами Сигизмунда. Ласковин испытывал легкую зависть. Этот человек напоминал ему подружку Ленору Цой, но был еще утонченнее, нет, благороднее.
«Нет, он не голубой!» – решил Ласковин.
Под тонкими чертами лица, под женственно-мягкой улыбкой чувствовалась настоящая мужская твердость.
«Этот человек может быть опасен!» – подсказал ласковинский инстинкт воина.
«Чепуха,– отмахнулся он.– Мы – в разных категориях!»
Впрочем, ссориться с Сигизмундом ему не хотелось. Обижать хозяина квартиры казалось ему глупым, грубым и бестактным. Невольно Андрей оглянулся на отца Егория.
Тот стоял, вернее, возвышался, позади Сигизмунда. И выглядел в сравнении с ним сущим неандертальцем. Огромная косматая горилла, поблескивающая глазками из-под щетинистых надбровий.
«Что за идиотские сравнения!» – опомнился Андрей.
– Можно спросить, чем вы занимаетесь? – поинтересовался он.– Вы музыкант?
– Только как любитель. Я – художник.
«Так я и думал»,– сказал себе Ласковин. И указав на сделанный пером рисунок в деревянной рамке, украшавший стену над полкой с компакт-дисками:
– Это – ваше?
– Ну что вы! – отмахнулся Сигизмунд.– Если бы это было моим, я чувствовал бы себя гением. Это Гойя. Не подлинник, разумеется, копия. Но очень хорошая копия. Ей уже почти полтораста лет. Так что и ее можно считать своего рода оригиналом.
– Было бы интересно взглянуть на ваши работы,– сказал Андрей.– Что может писать столь утонченный человек?
– Не обольщайтесь,– ответил Сигизмунд.—
Я не более чем способный рисовальщик. Меня покупают на аукционах, потому что некая галерея в Голландии удосужилась сделать мне небольшое имя. Знаете, реклама в журналах, альбом… Но сам-то я знаю,– Сигизмунд похлопал Ласковина по руке,– чего стою. Нет у меня в доме моих картин. Зато есть несколько не моих. Настоящие шедевры. Я покажу их вам чуть позже. Все-таки мне хотелось бы поставить какую-нибудь музыку. Может быть, ваш сумрачный друг выберет по своему вкусу? – Он повернулся в кресле, обратившись к отцу Егорию: – Игорь Саввич, если вас не затруднит, подыщите то, что вам по вкусу?
– То, что мне по вкусу, придется не по вкусу тебе, тварь! – жестко произнес отец Егорий, сжав кулаки. Андрей даже вздрогнул от неожиданности.
– Сатаническое отродье! – прорычал иеромонах, шагнув вперед. Казалось, он сейчас ударит сидящего перед ним маленького, хрупкого Сигизмунда.