11 
Росс буквально замер на месте. Так обычно замирает хищник при виде жертвы.
— Приведите его ко мне. Я допрошу его лично, — произнес он. — И побыстрее, пока он не скрылся.
Морган кивнул. Он знал, что стоит Джентри пронюхать о том, что его жизнь в опасности, как он тотчас сквозь землю провалится, и тогда его будет невозможно обнаружить.
— Я так и знал, что вы захотите лично допросить его. Росс кивнул. Обычно он оставлял такие дела Моргану в его надежные руки, но только не сейчас, когда дело касалось Ника Джентри. Ведь Джентри был его личным врагом, и Росс не мог успокоиться, пока не поймает этого коварного и изворотливого преступника.
— Отлично, сэр. — Морган распрямил свое крупное тело и поднялся со стула. — Я распоряжусь, чтобы Джентри посадили за решетку, как только обнаружат его местонахождение. — Он на минуту умолк, и суровые черты его лица смягчила грустная улыбка. — То есть если наши люди будут заниматься делом, а не таращиться на вашу новую помощницу.
Росс с трудом сдержался, чтобы не бросить в ответ какую-нибудь резкость. Его привела в ярость одна лишь мысль о том, что София Сидней будет терпеть домогательства со стороны его собственных людей.
— Морган, сделайте одолжение, — процедил он сквозь зубы, — доведите до сведения всех сыщиков, а также конных и пеших патрульных, что тот, кто осмелится приставать к мисс Сидней, горько об этом пожалеет.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Морган и повернулся, чтобы уйти, однако Росс успел заметить улыбку на губах своего помощника.
— Что, черт подери, вы нашли смешного в моих словах?
— Я всего лишь размышляю о том, сэр, — невозмутимо ответил Морган, — что, пожалуй, вы первым пожалеете, что не наняли себе в помощницы беззубую старую каргу.
Поужинав вместе со всеми разогретым бараньим рагу, София распаковала вещи у себя в комнате, которую выделили ей здесь же, на Боу-стрит. Комната, вернее, комнатка была крохотная и обставлена более чем просто. Однако здесь было чисто, кровать, по всей видимости, удобная. Имелось здесь и еще одно достоинство. Окно комнаты выходило на западную стену дома номер три, что позволяло Софии заглядывать в кабинет Росса Кэннона. В свете лампы ей был хорошо виден силуэт его головы, а когда он поворачивался к полкам — резко очерченный профиль. В этот поздний час давно пора было заканчивать дневные труды. Или по крайней мере полагалось сидеть за столом, поглощая плотный ужин, а не то неаппетитное разогретое рагу, которое прислала ему в кабинет Элиза.
София переоделась в тонкую ночную сорочку и вернулась к окну. Она наблюдала, как Росс в задумчивости потирает подбородок, как склоняется над рабочим столом. Ее новые знакомые, Элиза и Люси, рассказали ей все, что им было известно о главном судье. Как любая прислуга, они обожали посплетничать о своем хозяине, благодаря чему София смогла узнать для себя немало нового и полезного.
Казалось, что те, кто поддерживал сэра Росса — а таких было немало, — уважали его за сострадание, в то время как примерно такое же число критиков осуждали за излишнюю строгость. Росс Кэннон был самым влиятельным из всех судей Англии. Поговаривали, что даже правительство прислушивается к его советам. Сэр Росс заслужил — с одной стороны, восхищение широкой публики и подозрения — со стороны скептиков. Софии было интересно услышать от Элизы и Люси, как констеблям нередко помогали раскрыть преступления такие вещи, как зубы, волосы, пули и характер ранений. Софии все это показалось полнейшей бессмыслицей, однако, судя по всему, благодаря применяемым им методам сэр Росс сумел раскрыть не одно запутанное преступление, разрубить его словно гордиев узел.
Слуги относились к сэру Россу с величайшим почтением, как, впрочем, и все, кто работал на Боу-стрит. София сделала для себя малоприятный вывод, что на самом деле главный судья не такой уж и бессердечный человек, каким она его привыкла считать. Правда, это ничуть не поколебало ее в намерении отомстить за смерть Джона. Более того, его непоколебимое следование принципам и стало причиной трагедии, унесшей жизнь ее брата. Не было никаких сомнений в том, что сэр Росс жил согласно букве закона, а не его духа, ставя принципы выше сострадания, а правосудие выше милосердия.
От этих мыслей сердце ее вновь наполнилось гневом. Кто он такой, этот сэр Росс, чтобы решать, кто достоин жизни, а кому надлежит принять смерть? Кто дал ему право распоряжаться судьбами других людей? Неужели он непогрешим? Или ему неведомо заблуждение? Что ж, возможно, он о себе именно такого мнения, напыщенный и высокомерный подлец.
11 
