– Это я позже расскажу. Ничего сложного. Я ведь предложил вам работу не потому, что вы нуждаетесь в деньгах, нет. Просто, когда женщина сидит целыми днями дома, её тянет на всякие глупые приключения. А потом жалеть приходится, – он полез в карман, записал на отрывном листочке свой домашний телефон. – Вот, позвоните, если надумаете. А сейчас нет времени долго обсуждать эту тему. Зовут меня Валерий Александрович.
Он протянул хозяйке листок.
– А меня Зоя Николаевна.
Она спрятала бумажку в кармане халата. В наступившей тишине стало слышно, как в спальне водитель Силантьев отдает Одинцову последние указания.
– Пристегивай его ноги ремнями к носилкам, – басил Силантьев. – Не потащим же мы по лестнице эту тушу. Поставим носилки стоймя в лифт, никуда он не денется.
* * *
Ранние зимние сумерки уже сгустились, когда Одинцов захлопнул за собой заднюю дверцу «скорой». Он уселся на скамейку в ногах трупа, завернутого в простыню, достал спрятанную за запаской банку пива и вытер ладонью влажный лоб. Силантьев, пыхтя, занял водительское место, вставил ключ в замок зажигания. Вербицкий, помогавший выносить тело из подъезда, тоже немного запыхался. Осмотрев безлюдный тихий двор, он вытащил из кармана пачку денег, отсчитал себе половину, другую половину разделил между водителем и фельдшером.
– Эй, Максим, – через окошко Вербицкий передал деньги Одинцову. – Только не напивайся сегодня.
Одинцов на секунду просунул в кабину свою улыбающуюся физиономию, исчезнув в салоне, сперва зашуршал купюрами, потом забулькал пивом. Силантьев считал деньги неторопливо, засунул пачку глубоко в карман потертой кожанки. Тронув машину с места, он обратился к Вербицкому
– Хоть старухе своей да внучке куплю по подарочку какому к женскому дню, – сказал водитель, улыбаясь в седые пушистые усы. – Пусть женщины хоть немного порадуются.
– Моей знакомой женщине тоже подарок нужен, – отозвался сзади Одинцов. – А ты, Петрович, поменьше прибедняйся. По подарочку какому он купит.
– Эх, Максим, Максим, – водитель осуждающе покачал головой. – А у меня семья большая. А деньги быстро тают. А я каждой копейке счет знаю. Работаю, работаю, даже о семье забываю за этой баранкой. А ведь человек никогда о семье забывать не должен, о своих близких. Потому что человек без семьи – это полчеловека.
– Слушай, Петрович, перестань чирикать, – сказал Одинцов. – Голова болит от твоего словоблудия.
– У тебя от другого голова болит, – проворчал водитель. – Куда ехать, Валерий Александрович?
– Давай в Сокольники, – ответил Вербицкий. – Найдешь там какую-нибудь улицу или аллею, самую темную, там его и сгрузим.
– Хорошо, – кивнул Силантьев. – Поищем, где потемнее.
– Отчего он умер? – снова высунулся Одинцов.
– Живет он в Сокольниках, – по порядку объяснил Вербицкий. – Возвращался человек с работы или гулял по окрестностям. Сердце прихватило. По словам хозяйки, он два инфаркта перенес. Когда его найдут, а произойдет это, скорее всего завтра утром, то сразу отвезут в морг. А вскрытие покажет, что смерть не насильственная.
– А-а-а, понятно.
Фельдшер не торопясь, допил банку пива и, удобнее устроившись на скамейке, закурил сигарету.
Глава 16
– Почему ты не позвонил раньше?
Лена Романова переминалась с ноги на ногу в прихожей своей квартиры и изо всех сил заставляла собственные руки делать что-то естественное. Но что должны делать руки, когда человек выясняет личные отношения? Этого она не знала. Поэтому руки то сплетались на груди, то бессильно опускались, через секунду взлетали вверх, а затем лезли в задние карманы джинсов.
Простой, казалось бы, вопрос, поставил Ирошникова в тупик. Промычав что-то невразумительное, он снял с головы меховую шапку с проплешинами и почесал пальцами лоб, изображая работу мысли.
– Так почему ты не звонил?
Руки Лены снова скрестились на груди, сжатые губы сделались серыми.
– Слушай, – Ирошников сообразил, что отвечать на вопрос и вообще объясниться все равно придется, – если рассказывать все, что случилось со мной, целого дня не хватит. Я даже не знаю, с чего начать.
– Соври что-нибудь складное, – пальцы Лены сжались в маленькие кулачки – Начинать лучше сразу с вранья.
– То, что случилось со мной, нарочно не придумаешь
Ирошников помял шапку в горячей ладони и положил её на полочку.
– Догадываюсь: тебя обокрали на рынке.