35 
– Какая Караскина? – озадачился опер.
– Которой вы поручили за Плятковскими следить.
– А… – Онищенко тут же добавил в голос елея.– Глафира Захаровна! Простите, что сразу не узнал. Забот столько, знаете…
– Он пришел, охламон этот! – перебила его старуха.
– Сами видели? – Онищенко замахал в окно водителю патрульной машины: погоди, мол, минутку!
– Сама не видела, но музыка орет. Приезжайте быстрее и арестовывайте!
– Еду! – рявкнул Онищенко.
Через десять минут он уже сидел в квартире бдительной бабки.
Музыка, точно, гремела. Вероятно, те самые блэк-металлисты с плаката Куролестовой-младшей. Ощущение было такое, словно динамики выставлены в окна.
Бабкина моська, забившись под стол, жалобно подвывала. Онищенко ее понимал.
– Что же вы его не арестовываете? – допытывалась бабка.
– Нельзя, Глафира Захаровна,– наставительно пояснял Онищенко.– Я же говорил: преступная группировка. Надо остальных выследить.
– А за преступную группировку срок больше? – загорелась пенсионерка.
– Намного!
– О, это хорошо,– вздохнула «добрая» старушка.– Когда его выпустят, я, слава Богу, уже помру.
Онищенко позвонил Логутенкову:
– Генадьич, там стажер твой недалеко?
– Мой стажер мне самому нужен! – ворчливо ответил следователь.
– Генадьич! Я Плятковского засек! Мне колеса нужны!
– Ладно,– смягчился Логутенков.– Ты где?
– В квартире напротив. Пусть подкатывает к подъезду и ждет, наверх не поднимается.
Музыка грохотала и выла еще минут двадцать. Онищенко тем временем пил чай с блинчиками, а пенсионерка делилась с ним взглядами на воспитание молодежи. Онищенко благодушно кивал, пропуская монолог мимо ушей. Стаж «пропускания» у него был большой: девять лет общения с тещей.
Музыка смолкла. Онищенко докушал блинчик, поблагодарил и направился к двери. Отследил в глазок, как Плятковский покинул квартиру, досчитал до десяти и двинулся за ним.
Димина машина располагалась как раз под окнами Плятковского.
– Видел твоего подозреваемого,– сказал Жаров.– На сатаниста не похож.
– Почему?
– Блондин!
– А как тебе музончик? – спросил Онищенко.
– Лабуда! – Жаров фыркнул.– До «Лэд Зеппелин» им – как до неба. И никакая лестница не поможет.– Он снова засмеялся непонятной оперу шутке и предложил: – Может, поедем?
– Поехали,– сказал Онищенко.– Ты не беспокойся: он на автобус идет, а на автобусе – к метро. Не потеряем.
Чутье опера не обмануло. Плятковский направлялся к метро. Перед последней остановкой Дима обогнал автобус и высадил Онищенко у Проспекта Большевиков.
– Как бы мне с тобой связаться? – думал вслух Онищенко.– Может, через Логутенкова?
– У меня пейджер есть.
– Что ж ты раньше молчал?! – возмутился опер.
– А я не молчал. Он у меня только сегодня появился. Друг в Болгарию уехал, а у него до конца месяца проплачено. Не пропадать же добру.
– Ага.– Онищенко списал цифры.– Ты давай – к Александро-Невской. И жди. Тут почти прямо, быстро доедешь.
– Прямо не получится. Там мост закрыт.
– Тогда по Охтинскому,– сказал опер.– Сообразишь, в общем, не дурак. Ладно, вот он идет! – Онищенко устремился за Славой.
В метро Плятковский ничем особым себя не проявил. Доехал до «Чернышевской». Поднялся. Свернул на Салтыкова-Щедрина. Шагал уверенно, не проверялся. Видимо, слежки за собой не подозревал. Или просто наглый.
Онищенко ошибался. Славик подозревал, что за ним могут следить. Просто сейчас он об этом не думал. Кроме того, надеялся, что Сатана защитит его от всех прочих. Коли он – Князь Мира (это даже христиане признают) – значит, должен заботится о своих. Рассуждения, которые сейчас Слава полагал логичными, еще несколько месяцев назад показались бы ему глупыми. Но в последнее время Слава Плятковский здорово изменился. Как бы отделился от остального мира, который теперь казался придуманным, как компьютерная игрушка. И люди тоже казались придуманными. Живыми были только он сам, Николай и Кошатник. Даже Света казалась ему механической куклой. Удивительно, как он мог когда-то испытывать к ней какие-либо чувства, кроме чисто физиологических?
Новое ощущение мира придавало Славе уверенности. Это с одной стороны. С другой же – все проблемы типа колледжа, армейского призыва и прочие – отступили на второй план. Придет время – сами решатся. Сатана позаботится о своих.
Объект преследования вошел в подъезд. Онищенко ускорил шаг и последовал за ним. Это было рискованно, но поскольку раньше Плятковский подозрений не выказывал – стоило рискнуть. Другое дело, что бежать по лестнице вслед за молодым спортивным парнем упитанному курящему оперу было не по силам. Посему он посмотрел вверх между пролетами и выяснил, что Плятковский поднялся на последний, пятый, этаж и вошел в квартиру.
35 
