Старая Лима — маленькая, и через несколько минут такси уже ехало по грязным многолюдным улицам современного города с его уныло-невзрачными бетонными зданиями и разбитыми мостовыми. Повсюду были следы нищеты, и когда машина замедляла ход в пробках, ее со всех сторон облепляли разносчики-торговцы всякой всячины — от пластмассовых «плечиков» для одежды до зажигалок.
Через двадцать минут после остановки у цветочного магазина, где Кэтрин удалось купить лилии, таксист медленно завернул за угол и направил машину вдоль узкого пустынного переулка в самом центре одного из жилых районов. Водитель то и дело крутил головой, ища нужный адрес.
— Ага! Здесь, — наконец объявил он. — Вон та дверь, зеленая.
Кэтрин и Рутерфорд настороженно уставились на двухэтажный бетонный дом, зажатый меж двух зданий с такими же мрачными фасадами. Кэтрин отдала заранее оговоренную сумму таксисту и выбралась из машины. Пустынная улица пугала ее. Она оглянулась и повернулась к водителю-индейцу.
— А вы можете подождать нас?
— Конечно, сеньорита. Столько, сколько захотите.
Таксист заглушил двигатель, включил радио и с блаженной улыбкой откинулся на спинку сиденья, натянув на глаза козырек бейсболки. Кэтрин и Рутерфорд подошли к двери.
Кэтрин позвонила, а Рутерфорд сделал шаг назад и оглядел улицу. Тишина успокоила его. Секунд через тридцать раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Дверь чуть приоткрыли. В проеме показалось лицо женщины. Глаза ее были красны — наверное, от слез, подумалось Кэтрин.
У женщины были ярко выраженные, но привлекательные черты инки: тяжелая надбровная дуга, прямой ровный нос в сочетании с высокими скулами, очень смуглая кожа. Кэтрин подумала, что ей лет тридцать пять.
— Hola senora — habla ingles?
Женщина не реагировала. Кэтрин продолжила:
— Nosotros somos los amigos de Miguel Flores.
При упоминании имени Флореса на лице женщины мелькнула тень узнавания. Оно тотчас стало чуть более открытым и в то же время ранимым.
— Ustedes conocian a Miguel? — Вы знали Мигеля?
Кэтрин было страшно неловко за свое вторжение в горе женщины.
— Si, senora. Мы искренне соболезнуем вашей потере.
Рутерфорд молча наблюдал за неспешным развитием деликатной сцены.
Наконец, после почти минутной паузы, прогремела дверная цепочка, и женщина, обеспокоенно оглядев улицу, впустила их в дом. Захлопнув и заперев за ними дверь, она позвала кого-то из глубины дома на кечуа — языке инков, все еще употребляемом в нескольких диалектических формах индейцами Андской провинции Перу.
Из двери дальше по коридору появился невысокий симпатичный индеец, также чуть за тридцать. Он вытирал руки тряпкой. На лице его застыло беспокойство, голос был тревожен и напряжен. Он бегло заговорил по-английски.
— Сестра говорит, вы знали нашего брата. Кто вы и чего хотите?
Кэтрин замялась, подбирая слова.
— Э-э… Приносим вам извинения, что вторгаемся в такой час. Но мы решились на это лишь потому, что нам очень важно поговорить с вами.
Индеец как будто совсем не обрадовался ее словам, но, оглядев Кэтрин с ног до головы и внимательно присмотревшись к Рутерфорду, наконец проговорил:
— Хорошо. Только недолго.
Оба последовали за ним в просторную комнату, в который были два дивана, большая коллекция книг по истории инков, культуре и искусству; на стенах висели фотографии захватывающих видов Перу, сделанных в разных точках страны: в джунглях, на побережье и, самые впечатляющие, — в Андах.
Кэтрин протянула лилии загадочному молодому человеку.
— Это вам. Буду с вами честной: мы, по сути, не были знакомы с вашим братом. Мы говорили с ним лишь однажды. Меня зовут Кэтрин Донован, это — Джеймс Рутерфорд. Мы из Университета Оксфорда. Мы прилетели в Перу утром. И надеялись сегодня встретиться с ним. Нам даже не было назначено.
Темные глаза перуанца перескакивали с одного ученого на другого. Его подозрительность была почти осязаема.
— За цветы спасибо. Садитесь, пожалуйста.
Он передал цветы сестре и подвинул кресло. Он ничем себя не выдавал, но ему явно было очень не по себе.
— Если вы не были знакомы с моим братом, зачем тогда было ехать к нему?
Кэтрин нервно сглотнула.
«Необходимо хоть что-то вытянуть из этого человека. Как бы кощунственно это ни звучало, каким бы отвратительным ни выглядело наше вторжение в их горе — нам крайне необходимо хоть что-то выведать…»