– Дверь открыта,– сказал Васильев.– Может…
Петренко ухватил его за руку, поднес палец к губам. Глаза Валерия сузились: расслабленность, появившаяся после успешных переговоров с Николаем Николаевичем, сменилась привычным концентрированным вниманием.
Петренко достал пистолет, кивнул. Васильев очень осторожно приоткрыл дверь, увидел на полу, поперек коридора, Таниного отца, аккуратно перешагнул. Петренко у него за спиной аккуратно прикрыл дверь…
– Сначала в жопку,– процедил Мирон.– Без мыльца, зато…– И осекся, услыхав щелчок замочного язычка. Плавно, по-медвежьи, он сместился к подоконнику, выдернул из него тесак, показал Тане знаком: «Молчи – или горло перережу!» – бесшумно переместился к двери, приготовился…
– И-и-и-и!!! – истошно завизжала Татьяна.
Мирон вздрогнул, дернулся к ней, потом, сообразив, что разобраться с девушкой можно и погодя, выскочил в коридор…
Бац! – Ботинок Васильева описал в воздухе полукруг, закончившийся на правой руке Мирона. Грозный тесак вылетел из ушибленных пальцев, а ботинок, изменив траекторию, воткнулся чуть пониже шишковатого фаллоса, после чего и фаллос, и его хозяин сразу утратили гонор и погрузились в глубокую печаль, гуманно прерванную Петренко, опустившим на затылок потерпевшего пистолетную рукоять.
Пока Валерий освобождал Таню, Петренко деликатно смотрел в сторону, повернулся только тогда, когда девушка запахнула халат.
– Ну как, цела? – спросил он.
– Цела,– ответил за нее Васильев.– Что с ее папашей?
– Живой,– лаконично ответил Петренко.– Везучий ты, Валерка! Везучки твоей на троих хватает!
Таня подошла к Мирону и злобно пнула его пяткой:
– Коз-зел!
Глаза у нее были злые и сухие.
Мирон заурчал, сделал попытку приподняться. Таня пнула его еще раз, в ухо.
– Надо бы его зафиксировать красиво и элегантно,– озабоченно произнес Петренко.
– Красиво и элегантно? – Васильев подумал немного и полез в ящик туалетного столика, куда ссыпал всякую мелочь.– Где-то у меня был подходящий инструмент…
Через некоторое время приведенный в чувство неудачливый насильник был зафиксирован в интереснейшей позе: на четвереньках, бледной задницей кверху, лбом – в пол. Поза оригинальная, но наиболее удобная, если большие пальцы рук соединены миниатюрными наручниками, цепочка которых привязана внатяжку к оконной ручке.
– Вот теперь тебя люблю я,– пропел Петренко и звучно шлепнул Мирона по ягодице.
– Тихо! – потребовал Васильев.– Я звонить буду.
Несколько минут потребовалось, чтобы выяснить телефон Горшкова. Не одного из тех, что стоят в приемной депутата, а того, который он носит в кармане.
– Горшок! – рыкнул в трубку Васильев.– Ты что, войны хочешь? – и, не дожидаясь ответа.– Будет тебе война! Ты меня понял?!
– Какая война? Кто это? – ошарашенно спросил Горшков.– В чем, собственно, дело, я не понимаю?
– Ах ты не понимаешь? – протянул с издевкой Васильев.– Так я тебе сейчас растолкую, придурок! Ты думаешь, если я один раз тебя отпустил, не шлепнул, на второй раз так же будет? Я из тебя цыпленка табака сделаю! Во всех позициях!
– Кто это? – почти взвизгнул Горшков. И тут же, уже не в трубку: – На, возьми, это тебя!
– С кем я говорю? – холодно спросил уже знакомый Валерию голос.
– А ты догадайся, Машина! – насмешливо произнес Васильев.– Я думал: ты умнее, два раза на одни грабли не наступаешь.
– Ты правильно думал,– ледяным тоном произнес противник Васильева.– В чем дело?
– У меня тут твой дружок валяется. Мирон. Что скажешь?
– Пока ничего,– спокойно ответил Машина.– Продолжай.
– Сейчас ты скажешь, что к моей девушке он по собственному почину ввалился? – с иронией проговорил Валерий.
– Я его не посылал,– сухо произнес начальник службы безопасности депутата Горшкова.
– И у тебя не будет ко мне претензий, если я сейчас сломаю ему шею? – поинтересовался Васильев.
Молчание. Достаточно долгое, чтобы предположить: Машина решил посоветоваться с хозяином. Наконец Васильев снова услышал в трубке его дыхание.
– Да,– неохотно произнес Машина.– У меня не будет претензий.
– Тогда все,– сказал Васильев.– В будущем присматривай за своими обезьянами получше. Второй раз не спущу.
Машина не удостоил его ответом, просто отключился.
Васильев присел на корточки.
– Плохие новости, Мирон,– сказал он насмешливо.– Сдали мне тебя со всем дерьмом и потрохами. Что скажешь?