Он очнулся от беспорядочной ружейной стрельбы. Братва не стала брать лагерь в кольцо: в этом случае велика вероятность перестрелять друг друга. Парни спрятались в зарослях по правую руку от Шестакова. Пришла мысль, что кто-то догадается вытащить его из-под обстрела. У Безмена в рюкзаке аптечка, надо остановить кровотечение. Это главное. А с почкой, разорванной пулей, придется попрощаться. Ничего, люди живут и с одной почкой, – успокоил себя Шест. И даже неплохо себя чувствуют. Он со злостью подумал, что никто из парней не рискнул приблизиться к нему. Значит, надо попробовать проползти пятнадцать метров самостоятельно.
Через минуту Шест убедился, что не проползет и пяти метров. Он снова потерял сознание, на этот раз от невыносимой боли. Это пуля попала в ногу чуть выше колена, раздробив бедренную кость. Шест снова пришел в себя через пару минут, попытался ползти, приволакивая ногу. Он подумал, что глупо умирать вот так, неизвестно за что, неизвестно от чьей руки. Эта была последняя мысль, которую он довел до конца. Кто-то с близкого расстояния выпустил заряд картечи ему в голову.
* * *
Бугор плохо видел, окружающий мир сделался розовым, как брусничный морс, глаза по-прежнему заливала кровь, а кожу на лице жгло как огнем. Действуя почти на ощупь, он перевернул раскладушку, открыл крышку ящика армейского образца, продолговатого и плоского. Сорвав мешковину, он вытащил пулемет Калашникова, закрепил короб с лентой и передернул затвор. Бугор сунул за пояс ракетницу и вывалился из палатки с пулеметом наперевес, когда выстрелы гремели с обеих сторон. Споткнулся об убитого охранника, но устоял на ногах. Он поднял ствол ракетницы к небу и выстрелил. Зеленая ракета повисла над лиманами – знак тем, кто работает на плантации канабиса: возвращайтесь немедленно.
Повесив пулемет на плечо, он медленно побежал к дальней оконечности отмели. Стоять на месте нельзя: тут же подстрелят. Он трижды падал на песок, перезаряжал ракетницу и выпускал заряды в камышовые заросли, что находились по правую руку от него. Кровь из рассеченного бритвой лба не хотела останавливаться. Бугор вытирал физиономию рукавом тельника. Но окружающий мир по-прежнему оставался расплывчатым и розовым. Одиночные выстрелы слышались справа, судя по звуку, били из ружей и карабинов. В очередной раз он выпустил ракету, поднялся, сделал короткую перебежку и, бросив пулемет на землю, вытер кровь.
Теперь он явственно чувствовал запах гари. Это сухие стебли камыша и тростника загорелись от сигнальных ракет. Теперь этот пожар долго не остановится. Дым густел, становился плотным, стелился по земле. Ветер хоть и небольшой, но он дует. Нападавшие шли с подветренной стороны, значит, сейчас им приходится отходить, огонь теснит их. Вот так… Эти мрази хотели взять Тарана за рубль двадцать. Пусть теперь поджариваются. О прицельной стрельбе они могут забыть.
Кожу по-прежнему жгло, а кровь не останавливалась, но Таран уже не помнил о таких мелочах.
Одной рукой он стер кровь с глаз, другой крепко сжал ручку пулемета, положил палец на спусковой крючок. Пока кровь не залила глаза, он увидел, что работяги и охранники залегли.
* * *
Когда началась пальба, истопник Гречко, чистивший картошку возле кухонного сарая, вскочил на ноги и замер, не зная, куда бежать, где искать спасения от пуль. Он ворвался на кухню, встал на пороге. Но повар по имени Рифат толкнул его в грудь и заорал в лицо:
– Тут только для одного место. Пошел на хер.
Гречко в нерешительности замер на пороге, тогда повар повернул его к себе спиной и дал увесистый пинок под зад. Но Гречко уперся руками в притолоку, он не желал выходить, потому что за дверью его ждала верная смерть.
– Пожалуйста, – проговорил он, чувствуя, как коленки ходят ходуном, а язык заплетается от страха. – Пожалуйста.
– Пошел, тебе говорят, скотина! – Повар обеими руками толкал истопника в спину, но тот застрял в двери, как пробка в бутылочном горлышке. – Пошел, сволочь!
Повар кинулся к плите, схватил здоровенный черпак, поднял его, чтобы садануть Гречко по репе. Но три пули одна за другой влетели в кухню, оторвав от стен трухлявые доски. Упала на пол кастрюля, только что поставленная на огонь. Вторую кастрюлю с компотом пуля прошила насквозь и срикошетила в потолок. На головы посыпались труха и мышиный помет. Третья пуля ударила повара в грудь, прошила навылет и застряла в ножке стола. Рифат, выронив черпак, упал между разделочным столом и плитой. Гречко, увидев, что обстоятельства изменились в его пользу, дал задний ход, повалился на повара, потому что места на кухне больше не было, только этот узкий проход между столом и плитой.