Особенно,... 
40 
– Люблю я лошадей, – Иван Ерофеев вытер салфеткой губы и пышные седые усы. – Лошадь больше человека понимает. И ей, в отличие от человека, можно доверять.
Ерофеев протер темные очки, закрывающие пол-лица, пригладил густые бакенбарды. Через минуту все сели в машину и поехали к другому поселку: по его окраине проходила железная дорога. Вадим Гурский смотрел вперед и думал, что таким способом, наспех, без подготовки, свидетелей не убирают. Хорошо бы встретиться с представителем преступной группировки, которая контролирует тот район, изложить свою просьбу и договориться насчет оплаты. Местная братва выберет подходящее оружие, найдет киллера и все сделает быстро и без лишнего шума.
Но сейчас все правила летят к черту. Если свидетеля прячут менты, значит, этот рыночный торгаш что-то знает. Тут надо действовать быстро, своими силами. «Тойота», на которой они сейчас едут, не значится ни в каких базах данных, номера липовые. И ребята с Гурским верные, оба хорошие стрелки. Им терять нечего. Ерофеев осужден заочно на двадцать пять лет тюрьмы – на нем несколько трупов и много всякого другого; попадать живым к ментам он не захочет. А про Пашу Пулемета и говорить нечего…
* * *
Девяткин и Сыч прибыли к дому номер семь по Строительной улице к обеду. Они велели водителю казенной машины никуда не отлучаться, потому что, может статься, здесь они долго не задержатся. Сыч вошел в квартиру первым, за ним поднялся Девяткин. Милиционер, проснувшийся незадолго до появления начальства, пил на кухне чай и по второму разу читал вчерашнюю газету. Он коротко доложил, что за время дежурства никаких происшествий не было.
Девяткин включил верхний свет, уселся за столом в большой комнате и вытащил из портфеля два альбома с фотографиями. Усадив Афонина рядом, сказал:
– Петя, ты только не торопись. Смотри внимательно. Некоторые снимки сделаны два-три года назад. За это время человек может измениться. Располнеть или похудеть, покрасить волосы или отпустить усы. Люди в первом альбоме – несудимые, но с законом не в ладах. То, что они гуляют на свободе, – недоработка милиции. Во втором альбоме – относительно молодые люди: бандиты, убийцы, грабители. Еще та публика. Смотри внимательно. Если никого не узнаешь, у меня с собой компьютер. Там есть еще фотографии.
Афонин, прикурив папироску, пустил дым и перевернул первую страницу альбома. Он уже видел множество таких физиономий. От обычных людей уголовники ничем не отличаются, только на плечах, спине и груди наколки: церкви, кресты, распятья, фашистская символика и похабные рисунки… Вот этот хмырь похож на продавца винного отдела в магазине «Восток», а этот чем-то смахивает на дворника из соседнего дома. А этот, молодой и здоровый… Афонин поднялся из-за стола, дошагал до подоконника и остановился. Этот человек из альбома смахивает…
Из окна было видно, как к повороту медленно подходит тяжелый товарный состав. Примчался ветер, подняв облако белой пыли. Локомотив замедлил скорость, стало слышно, как грохочут колеса на стыках рельс. В окнах мелко задрожали стекла.
* * *
Милицейская машина, на которой приехали Девяткин и Сыч, стояла в тени старого дерева, с задней стороны дома. Водитель опустил боковое стекло и приготовился к долгому ожиданию. Включил радио, достал из сумки бутерброды и открыл термос с чаем. Вокруг было пусто. Только бездомная собака лежала неподалеку, словно кого-то ждала. Кажется, в этом поселке люди не живут. А если и живут, появляются только по ночам, когда перестает дуть проклятый ветер, который приносит мелкую белую пыль с цементного завода.
– Эй, друг, – рядом с машиной неизвестно откуда появился мужчина с черными бакенбардами и седыми усами. Он снял очки, положил их в нагрудный карман пиджака. – Не знаешь, где тут можно водички попить?
– Водички? – переспросил водитель.
Он успел подумать, что перед ним наверняка милиционер в штатском, который охраняет свидетеля. Но тогда почему он спрашивает про воду? Разве в доме нельзя напиться? Водитель не успел додумать свою мысль. Незнакомец вытащил из-за спины пистолет с глушителем. Хлопнул выстрел. Пуля пробила височную кость, вышла из шеи и застряла в переднем пассажирском сиденье. Пакет с бутербродами вывалился из рук. Ерофеев выстрелил второй раз; пуля вошла в верхнюю левую челюсть, выбила зубы и, изменив траекторию движения, застряла в правой скуле.
Из открытого рта водителя вывалился кусок недоеденного бутерброда и полилась кровь. Он сполз немного вниз, термос с горячим чаем опрокинулся на ноги. От брюк стал подниматься прозрачный густой пар. Ерофеев сунул пистолет под ремень, снял очки и платком тщательно вытер белую въедливую пыль. Отсюда он видел, как «Тойота», за рулем которой сидел Гурский, выехала из-за дальнего угла дома и остановилась на другой стороне улицы, где начинался пустырь.
40 
