Особенно,... 
44 
– Господи, господи, – прошептал Сыч. Он хотел о чем-то попросить создателя, но не было времени, чтобы внятно сформулировать свою просьбу. – Сделай так…
Услышав автоматную очередь, он заволновался, нерасчетливо поднял здоровую левую руку кверху, словно хотел схватиться за что-то. Рукав зацепился за какую-то железяку, покрытую слоем сажи. Сыч дернул руку назад, но было поздно – поезд потянул человека за собой. Рукав рубахи закрутило в подшипнике колесной пары, с которой был снят железный кожух. Сыч почувствовал, как на лицо брызнула нестерпимо горячая кровь, он закричал от боли. Дернул руку на себя из последних сил, но зубцы шестерни уже глубоко затянули предплечье.
Поезд тащил человеческое тело за собой, Сыч все еще старался выдернуть руку. Он закричал во всю силу, но не услышал своего крика…
Паша Пулемет выплюнул изжеванную зубочистку и быстрым шагом направился к машине. Эта погоня и пальба отняла слишком много времени. Если кто-то из ментов успел связаться со своими, останется не так много времени, чтобы уйти. Паша добежал до машины. За рулем уже сидел Гурский, как дьявол черный от пыли и тротиловой копоти. Иван Ерофеев, чистенький и опрятный, вытаскивал из багажника канистру с бензином.
– Живей же ты! – крикнул на него Пулемет и упал на переднее пассажирское сиденье. – Никак не проснется…
– Все путем. – Гурский включил двигатель и стал барабанить пальцами по баранке. – Мы уложились в шестнадцать минут. Это не так уж много. Через четверть часа выскочим на трассу, и поминай как звали.
Ерофеев поднял тяжелую канистру, дотащил ее до середины улицы – и неожиданно упал, словно подвернул ногу. И больше не поднялся. На шее и затылке расплылось кровавое пятно, седые усы вдруг сделались темно-красными. Очки слетели с носа. И теперь старый приятель Пулемета смотрел на него укоризненно и немного удивленно, словно хотел спросить: мол, как же так, кто допустил такую несправедливость: ты живой, а я что? Уже мертвый?
Гурский нажал на педаль акселератора. Машина сорвалась с места, но сначала две пули врезались в крышу, прошив металл и внутреннюю обшивку, и застряли в заднем сиденье. Еще две пули проделали дырки в багажнике, чудом не зацепив вторую канистру с бензином. Лопнуло заднее стекло, превратившись в мелкую крошку.
– Господи, откуда это? – заорал Гурский. – Нам прострелили колесо! Что это было?
Через четверть часа они доехали до трассы, свернули в лес и там, облив машину бензином, сожгли ее. Затем пешком выбрались на дорогу и остановили грузовик, перевозивший кирпич. Водитель, которому пассажиры показались слишком подозрительными и грязными, спросил вперед приличную плату. Получив деньги, пустил мужчин в кабину и довез до места.
* * *
Расстреляв пистолетную обойму, Девяткин некоторое время сидел на подоконнике, приходя в себя. Он проводил взглядом умчавшуюся «Тойоту», затем дозвонился в «Скорую помощь», местную милицию и спустился во двор. Внизу собрались четыре старухи и пожилой мужчина, проживавший где-то по соседству. Вдвоем они стащили с железнодорожной насыпи тело еще живого Сыча. Медленно донесли до дома, положили на землю возле порога.
Правый рукав рубахи, изжеванный шестерней, казался пустым. Лицо капитана покрывала корка засохшей крови, а глаза были похожи на белые пуговицы. Сыч терял сознание и снова приходил в себя. Он стонал и плакал, а потом надолго затихал. Девяткин сидел на ступеньках крыльца, курил и смотрел на циферблат часов. Он не знал, чем облегчить страдания капитана. Еще дважды набрал телефон «Скорой». Отвечали, что бригада давно выехала и вот-вот будет на месте. Но время шло, а врачи не появлялись. Девяткин прикуривал новую сигарету и говорил себе, что остается только ждать.
– К нам врачи могут долго ехать, – сказала одна из старух. – Намедни два часа ждала.
– Долго, – как эхо отозвался Девяткин.
Старухи о чем-то перешептывались. Мужчина, присев на корточки, смотрел на дорогу, где должна была показаться машина «Скорой». Одна из старух принесла из дома старую скатерть и накрыла раненого с головой. Но другая женщина вылезла вперед и поправила скатерть, опустив скатерть до плеч. Сказала, что с головой только мертвых накрывают, а этот еще живой. Сыч стонал и даже пытался что-то сказать, обращаясь неизвестно к кому.
Откуда-то появилась собака, что целыми днями сидела у дома. Она на брюхе подползла к раненому и шершавым языком стала лизать его лицо. Одна из старух отогнала пса прутиком.
44 
