Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
3 
– My? – не понял майор.
– Моя сестра. Она сейчас в школе, вернется к чаю.
– Я и понятия не имел, что у Саймона Прентиса есть семья, оттого и любопытствую.
– Да, и в некотором смысле немалая. Ну а теперь вы, наверное, хотите взглянуть на спальни?
Фенела повела его наверх. Как она и говорила, дом оказался маленьким, но при этом просто очаровательным! Все спальни имели скошенные потолки, окошки с частым переплетом открывались наружу под островерхими козырьками мансард, откуда дом и получил свое прозвище Фор-Гейблз, что значит «четыре островерхих козырька».
– Спальня Саймона Прентиса находилась в передней части дома: самая большая и более роскошная по сравнению со всеми остальными комнатами, она вдобавок имела смежную ванную. А в остальных двух спальнях – поменьше, с недорогой мебелью – обитали Фенела и ее сестра. В задней части дома располагались две детские комнаты и небольшая спальня, увешанная фотографиями футбольных и крикетных команд.
Здесь живет мой брат Реймонд, – объявил. Фенела. – Сейчас он в море, так что если уж вы непременно хотите подселить к нам кого-нибудь, то им всем придется спать здесь.
– Интересно, а если я лично займу его комнату, Реймонд сильно обидится?
– Значит, вы сами собираетесь поселиться у нас?
– Ну, только если вы не возражаете…
– Что ж, жизнь у нас не очень-то комфортная. Вы уже, наверное, поняли, что слуг сейчас нет, все хозяйство ведем мы с Нэнни.
– Неужели некого нанять?
Фенела отрицательно покачала головой с самым суровым видом.
– Поблизости – некого. Сказать по правде, нас не очень-то жалуют в Криперсе. И если уж совсем начистоту, – добавила она, – то останавливаться в нашем доме просто небезопасно для вашей репутации.
– Надеюсь, моя репутация такова, что ей ничто не повредит, – заявил в ответ на это майор, и тон его был не менее серьезен, чем тон Фенелы. – Но за заботу о ней – спасибо. Я этого не забуду.
– Я всего лишь хотела заранее предупредить. Ведь вы, по-моему, здесь чужой и с местными нравами не знакомы.
Близко – нет, но подозреваю, что они не сильно отличаются от нравов во всех остальных сельских местностях Англии: предрассудков хоть отбавляй.
Фенела засмеялась.
– О да! Не мешало бы убавить хоть самую малость. Саймону Прентису с семейством пришлось от них порядочно натерпеться…
– А я-то думал, что художникам позволено больше, чем остальным смертным…
– О, только не в деревушке Криперс!
Они пожали друг другу руки, и Рекс Рэнсом пообещал вернуться попозже.
– Бесполезно, Нэнни, – устало заметила Фенела, – если военным заблагорассудится, они все равно смогут распоряжаться всем в доме, а майор Рэнсом хотя бы производит впечатление порядочного человека. Он будет здесь только завтракать и обедать и сказал, что пришлет своего денщика убирать его комнату.
– Когда-то мы жили в свободной стране… – буркнула Нэнни.
– Во время войны свободных стран не бывает, – в ответ на это резонно заметила Фенела.
– Что верно, то верно! – фыркнула Нэнни, снимая с плитки горячие тарелки и направляясь с ними в столовую!
Фенела вернулась к печи и, вытаскивая оттуда наконец-то подрумянившуюся картофельную запеканку с мясом, улыбалась сама себе слегка горестной улыбкой.
Мало кто знал, что детей у Саймона Прентиса насчитывалось целых шестеро. По правде сказать, только Кей – его старшая дочь, единственный ребенок от первого брака с некой Флавией – действительно пошла в отца: она посвятила себя ремеслу театральной, а позже – киноактрисы.
Брак с Эрлайн – Саймон женился на ней в 1920 году – был менее импозантен, что, впрочем, и неудивительно: Эрлайн ненавидела самодовольных людей, из суетного тщеславия собирающих вырезки из газет и фоторепортажи из журналов, посвященные их выдающимся персонам.
Дочь уважаемого и зажиточного шотландского семейства, она тем не менее в возрасте всего лишь девятнадцати лет открыто пренебрегла запретом родителей на брак с человеком, уже успевшим прославиться своим богемным, вызывающим образом жизни.
И как это ни странно, но супруги прожили на удивление счастливо! Эрлайн, несмотря на молодость и неискушенность в жизни, на деле оказалась чрезвычайно здравомыслящей и самостоятельной женщиной.
Она сумела принять Саймона таким, каков он есть, не пытаясь ни перевоспитать его, ни заставить вести общепринятый образ жизни. И если он когда и был ей неверен за двенадцать лет супружества, то она ни разу ни словом, ни жестом не дала понять, что догадывается об его изменах.
3 
