— Да, — согласилась Беатрикс. — И выглядит намного счастливее. Когда мы встретились впервые, я подумала, что ей пришлось пережить что-то ужасное.
— У меня тоже возникла такая мысль. Интересно, мы когда-нибудь узнаем правду?
Поппи не была уверена в ответе. Но, взглянув этим утром на измученное лицо мисс Маркс, она подумала, что, возможно, ночные кошмары их компаньонки связаны с ее таинственным прошлым.
Войдя в гардеробную, Поппи прошлась взглядом по ряду аккуратных, тщательно отутюженных платьев неброских расцветок со строгими белыми воротничками и манжетами.
— Какое платье вам подать? — спросила она.
— Любое. Не важно.
Поппи выбрала платье из темно-синей шерсти и положила его на неубранную постель, тактично отвернувшись, пока мисс Маркс снимала ночную рубашку и облачалась в сорочку, панталоны и чулки.
Меньше всего ей хотелось волновать мисс Маркс, когда та страдала от головной боли, однако события этого утра были таковы, что требовали признания. Если есть хоть малейший шанс, что правда о ее утренних похождениях выйдет наружу, будет лучше, если она подготовит свою компаньонку заранее.
— Мисс Маркс, — осторожно начала она. — Не хотелось бы усугублять вашу головную боль, но мне нужно кое-что вам сказать… — Она замолкла, когда мисс Маркс бросила на нее короткий, полный муки взгляд.
— В чем дело, Поппи?
Пожалуй, она выбрала неудачный момент. Собственно… так ли уж необходимо что-либо говорить? Скорее всего она никогда больше не увидит Гарри Ратледжа. Вряд ли он посещает те же места, что Хатауэи. И зачем ему доставлять беспокойство девушке, которая не заслуживает его внимания? Он так же далек от ее мира, как и она от его.
— Вчера за ужином я чем-то капнула на лиф моего розового платья, — на ходу сочинила она. — И теперь там жирное пятно.
— О Боже. — Мисс Маркс на секунду задумалась, перестав застегивать крючки корсета. — Надо протереть ткань губкой, смоченной в растворе нашатырного спирта. Надеюсь, это поможет.
— По-моему, отличная идея.
Чувствуя себя чуточку виноватой, Поппи взяла ночную рубашку мисс Маркс и аккуратно сложила.
Глава 4
Джейк Валентайн рос безотцовщиной. Его мать, Эдит, была прислугой у состоятельного адвоката в Оксфорде, который и стал его отцом. Решив одним махом избавиться от матери и ребенка, адвокат подкупил неотесанного фермера, чтобы тот женился на Эдит. В возрасте десяти лет, достаточно нахлебавшись побоев и притеснений от фермера, Джейк ушел из дома и отправился в Лондон.
В течение следующих десяти лет он работал в кузнице, приобретя внушительные размеры и силу, а также репутацию усердного работника, заслуживающего доверия. Ему никогда не приходило в голову хотеть большего. У него была работа, его желудок был полон, а мир за пределами Лондона не представлял для него интереса.
Но однажды в кузницу вошел темноволосый мужчина и пожелал поговорить с Джейком. Шокированный богатой одеждой и утонченными манерами джентльмена, Джейк покорно ответил на множество вопросов о его личной жизни и опыте работы. А затем незнакомец поразил Джейка, предложив ему должность личного камердинера с жалованьем, во много раз превышающим его тогдашние доходы.
Охваченный подозрением, Джейк поинтересовался, почему незнакомец решил нанять новичка, необразованного, неотесанного и грубоватого на вид.
— Вы могли бы выбрать самого лучшего камердинера в Лондоне, — резонно заметил он. — Зачем вам такой, как я?
— Потому что камердинеры — известные сплетники и знакомы со слугами ведущих семейств по всей Англии и на континенте. У тебя репутация человека, который может держать язык за зубами, что я ценю больше, чем любой опыт. Кроме того, ты выглядишь так, словно можешь постоять за себя в хорошей драке.
Глаза Джейка сузились.
— Зачем камердинеру драться?
Мужчина улыбнулся:
— Ты будешь выполнять для меня разные поручения. Некоторые из них будут легкими, другие посложнее. Ну что? Согласен?
Вот как Джейк начал работать на Джея Гарри Ратледжа, вначале в качестве камердинера, а потом помощника.
Он никогда не встречал человека, похожего на Ратледжа — эксцентричного, заводного, проницательного и требовательного. Ратледж, как никто другой, разбирался в человеческой натуре. Ему хватало нескольких минут, чтобы оценить человека с абсолютной точностью. Он знал, как заставить людей делать то, что ему нужно, и почти всегда добивался желаемого.