21 
– Всё занимаешься? Всё нужно делать в меру. Тебе необходимо соблюдать режим. Помни, что теперь ты не одна.
Я вскинула голову, робко ему улыбнувшись, и он, как-то утробно застонав, поднял меня и прижал к себе. Подхватив на руки, понес в спальню. Боясь упасть, я уцепилась за его шею. Стремительно стянув с меня платье, уронил меня на кровать и быстро улегся сверху. Даже не поцеловав, ткнулся в меня набрякшим членом. Мне было неприятно, но я терпела. С силой дернувшись несколько раз, он выгнулся и обессиленно упал на меня.
Мне было стыдно, душно и неудобно. Никаких других чувств я не испытывала. Георгий приподнялся, посмотрел на меня и что-то недовольно пробурчал себе под нос. Потом поднялся и пошел в ванную. Я почувствовала себя не то чтобы брошенной, но совершенно ненужной. Почему-то захотелось плакать, но это было уж вовсе лишнее, ведь всё хорошо, разве нет?
Но вот он вернулся и лег рядом. Я хотела встать, чтобы тоже принять душ, но он чуть слышно прошептал «подожди» и, обняв, уткнулся носом в мои волосы. Все мои тайные страхи и обиды тотчас улеглись, и я счастливо вздохнула, хотя меня и мучило мое несоответствие такому потрясающему мужчине.
Мне хотелось спать, и я была уверена, что и он сейчас уснет, но, к моему удивлению, Георгий мягко поцеловал меня в волосы, и его руки начали неспешно бродить по моему телу, заставляя ощутить непривычное и немного пугающее возбуждение.
Он делал это довольно долго, и я с искренним удивлением почувствовала, как содрогаюсь от удовольствия, когда его горячая рука накрыла мою набухшую, ставшую ужасно чувствительной грудь. Георгий мягко массировал ее, и мне вдруг стало очень жарко.
А когда он оторвался от подушки и начал целовать меня с истинной нежностью, я даже застонала от неизвестного мне, но крайне приятного ощущения. Он ласкал меня долго и настойчиво, мне даже на мгновенье показалось, что так можно ласкать только очень любимого человека, и когда наконец очутился сверху, я хотела его гораздо больше, чем он меня.
Тело само выгнулось дугой, я что-то несвязно вскрикнула, и он, несколько раз дернувшись, освобождаясь от распиравшего его семени, обессилено упал рядом и неожиданно сказал:
– Вот как это должно было быть у нас в тот первый раз.
Я покраснела жаркой удушливой волной. В его голосе слышится сожаление? Но о чем? Я же не виновата, что он пришел тогда в нашу беседку? Или виновата, потому что мне надо было сразу уйти? Если бы я ушла, ничего этого бы не было.
Учиться мне было трудно. Беременность была не сказать чтобы тяжелой, но и легкой мне она не показалась. Порой мне было проще дойти до института пешком, чем ехать на укачивающем меня автобусе, но я ни на что не жаловалась. Одно то, что я была замужем за Георгием, делало меня потрясающе счастливой.
Рожала я в городском роддоме. К этому времени меня разнесло так, что я несколько раз спрашивала свою гинекологиню, ведшую меня до родов, не может ли у меня быть двойни. Но она самоуверенно отвечала, что плод один и ругала меня за то, что я слишком много ем.
Я старалась есть меньше, но меня начинало просто шатать от голода, и я набрасывалась на еду еще больше, чем до вынужденного воздержания. Заметивший мои мучения Георгий решительно запретил мне проводить эксперименты над собой и ребенком. Если хочется есть – значит, надо есть, потому что природа всё равно мудрее всех врачей вместе взятых.
Оказалось, что он был совершенно прав. Когда принимающий роды врач, кстати, редкий в те времена в данной отрасли мужчина, сказал мне, что родился мальчик, я обрадовалась, но мне всё-таки казалось, что это не всё. Полежав на столе, сказала об этом акушерке, та скривилась, но, чтобы утешить глуповатую первородку, приложила к моему животу деревянную трубку.
Послушала с минуту, сделала круглые глаза и рысью побежала за врачом, который уже ушел в ординаторскую. Тот появился тут же, осмотрел и велел мне тужиться как можно сильнее. В общем, через пять минут родился еще один мальчик.
Ожидавший внизу Георгий потом рассказывал мне, что ему сообщили о сыне, и он, довольный благополучным исходом моих мучений, уже хотел идти домой, но тут вышедшая из приемного покоя медсестра сказала ему, что у нас двойня. Он был немало удивлен, ведь в родне ни у него, ни у меня близнецов никогда не было.
Дети были почти одинаковыми – по три килограмма и один пятьдесят, другой пятьдесят один сантиметр. Принимавший роды врач был очень доволен и говорил мне, что я просто создана рожать детей. Но мне, если честно, повторять сей подвиг вовсе не хотелось.
21 
