52 
– Я не хочу быть белым кули в собственной стране.
НЕСМЕЙТРОГАТЬМОЮКОЖУПРОКЛЯТЫЙНАЦИ!
Пожалуйстапожалуйстанеделайэтогонетпрошутебянет
Он не знал, на какой день снежная пустыня легла в подножие гор, но ему было уже все равно. Появились ели в толстых белых шапках, оголенные стволы сосен, покрытые инеем ветви. Небо было пронзительно синим, снег ослеплял. Маршал шел. Карабкался через выступы горной породы и каким-то чудом определял правильное направление. Каждый раз он боялся, что, миновав следующий камень, потеряет след, и все окажется напрасным...
Маршал шел.
Пока ему везло.
Погода была ясной и безветренной, беглец же берег лошадь и шел в обход неудобных каменных выступов. Маршал карабкался напрямик. Ему некого было беречь или жалеть. Ни лошади, ни припасов. От него самого осталось не так уж много. Каждый шаг давался с трудом, обмороженные пальцы...
Впрочем, о пальцах можно было забыть.
В ход пошла левая ладонь.
Кажется, он в кого-то стрелял, затем что-то ел, а потом еще оставался на ночь в теплом брюхе. Вонь от внутренностей страшная. Но было тепло. Тепло расслабляло, в отличие от ярости. Кружилась голова. Болела несуществующая уже левая рука, на повязках выступила кровь. Тепло расслабляло, подтачивало холод настоящих слов. Долг – очень холодное слово. Очень и очень. Честь. Совершенно ледяное. Усилие, которое он затратил на то, чтобы выбраться из остывающего брюха (олень, это наверняка был олень), едва не заставило его расстаться с жизнью. Но...
Он шел.
Осталось всего пять патронов, маршал знал, что перезарядить винчестер больше не удастся. Он не мог рисковать боевой рукой, хватаясь за обжигающий металл без нужды. Указательный палец еще двигался, двигался и большой, хотя и с трудом. На кончике указательного появилось небольшое пятно обморожения, средний палец был в порядке. На безымянном уцелело две фаланги... Мизинцу пришел конец. Невелика потеря.
Маршал шел.
Пожалуйстапожалуйстанеделайэтогонетпрошутебянет
Почти ослепнув, глядя на мир сквозь узенькие дырочки обледенелой тряпки, маршал брел по следу, а беглец уходил от него. Цепочка следов тянулась все выше в горы. Жестокое солнце светило с прозрачно синего неба. Все чаще попадались выступы породы, но маршал больше не пытался срезать. Он просто шел. Иногда перед глазами начинали плясать черные точки, потом свет мерк...
Кружилась голова.
Маршал продолжал идти вслепую, зигзагом следов пятная цепочку, проторенную беглецом. Потом зрение возвращалось, но туман перед глазами не рассеивался. Теперь он был с ним всегда. «Винчестер» на плечах казался непомерной тяжестью... А все вокруг было белым.
Маршал шел. Ему казалось уже, что он идет сквозь облако.
На некоторый день одна темная точка выделилась из сонма подруг, плясавших у маршала перед глазами. Точка медленно и важно вальсировала. Прошло время. Точка разрослась до размеров камешка, потом – булыжника. Наконец, маршал разглядел, что это. Павшая лошадь. Беглец пошел пешком. По видимому, лошадь оступилась и сломала ногу. Беглец вырезал печень и выспался в тепле брюха. Кажется, беглеца звали Клаус. Маршал уже не помнил, что этот Клаус совершил. Но его было необходимо догнать...
Долг – очень холодное слово.
Очень и очень.
Маршал шел.
Дальше выяснилось, что цепочка следов стала очень странной. Неровной. Как будто человек, оставивший следы, сильно хромал. Повредил ногу? Лошадь упала неудачно. Беглец лишился преимущества в скорости.
На следующий день маршал увидел его...
Человек сильно хромал и шел, опираясь на кривую ветку.
Маршал проверил правую, боевую! – руку. Пятно обморожения на указательном пальце разрослось, охватив всю фалангу. Большой палец едва шевелился и при каждом движении стрелял болью. Средний... Если что, подумал маршал, сгодится и средний. Безымянного пальца больше не было. Когда маршал, прихватив край зубами, разматывал тряпку, посыпались куски промороженной плоти. Невелика потеря. Беглец уже совсем рядом.
Подойти на двести футов, а лучше – на сто пятьдесят. И – стрелять.
Маршал шел. Беглец хромал.
К полудню расстояние между ними сократилось до пятисот футов. Несмотря на огромную усталость, маршал нагонял. К трем часам дня он выиграл еще сотню. К семи – расстояние сократилось до двухсот пятидесяти футов. В девять стало темно. К тому времени расстояние между противниками составляло всего двести футов. Нормальная дальность для здоровых рук и опытного глаза, но не для полуослепшего маршала с культяпками вместо ладоней... Пора было выбирать место для ночлега.
52 
