— Значит, британец? — повторил старик, рассматривая меня через дужку очков. — Ты как-то связан с тем парнишкой Лэнгом?
— Некоторым образом, — ответил я.
— Он выглядит интеллигентным человеком. Вот только зачем он связался с этим чертовым кретином из Белого дома?
— Да, это всех интересует.
— Военные преступления! — покачав головой, произнес старик. — Я заметил слуховые устройства в его ушах. — Нас всех можно обвинять в подобных грехах! И возможно, скоро начнут обвинять. Только со мной это не пройдет. Я лучше доверюсь высшему суду.
Он печально хохотнул:
— Мне уже недолго ждать его.
Я не совсем понимал, о чем он говорил. Однако на веранде было сухо, и меня отсюда не гнали. Облокотившись на выцветшие перила, мы смотрели на дождь, пока дурная собака цокала своими когтистыми лапами по деревянному настилу. Через просвет в деревьях я видел море — огромное и серое, с белыми линями надвигавшихся волн, которые в бесконечном и упорном повторении напоминали мне помехи на экране черно-белого телевизора.
— Что привело тебя в эту часть острова? — спросил старик.
Мне не хотелось лгать ему.
— Недавно море вынесло здесь на берег тело моего знакомого. Я решил взглянуть на это место.
Чтобы он не посчитал меня каким-то вурдалаком или извращенцем, я торопливо добавил:
— Хочу воздать ему дань уважения.
— То дельце действительно странное, — сказал мой собеседник. — Ты ведь говоришь о британце, труп которого нашли несколько недель назад? Только течение не могло унести его так далеко на запад. И уж точно не в это время года.
— Что?
Я повернулся к старику. Несмотря на возраст, в его заостренных чертах лица и в проницательном взгляде сохранилось что-то юное. Седые редкие волосы были зачесаны со лба на затылок. Он выглядел как античный мальчик-следопыт.
— Это море знакомо мне всю мою жизнь. Однажды, когда я еще работал во «Всемирном банке», один чертов пройдоха пытался сбросить меня с парома. И я тебе так скажу: если бы это ему удалось, мой труп не вынесло бы на берег в бухте Ламберта!
Мои уши наполнились барабанным стуком. Сейчас я уже не могу сказать, была ли тому причиной моя кровь, пульсировавшая в венах, или просто струи ливня колотили по кровельной крыше.
— А вы сообщили об этом полиции?
— Полиции? Молодой человек! В моем возрасте я лучше потрачу оставшееся время на что-нибудь другое, чем на полицию! Хотя я поделился с Аннабет своими соображениями. Это с ней разговаривали копы.
Заметив мое недоуменное выражение, он снисходительно пояснил:
— Аннабет Вармбранд. Ее здесь каждый знает. Она вдова Марса Вармбранда. Ее дом стоит почти у океана.
Очевидно, старик понял, что я не улавливаю смысл его слов. Он начал сердиться:
— Да ведь это же она сообщила полиции об огнях!
— Каких огнях?
— Об огнях, которые мелькали на берегу в ту ночь, когда вынесло тело. Ничто в округе не ускользает от ее внимания. Недаром Кэй говорит, что каждую осень покидает остров с легким сердцем. Она знает, что Аннабет присмотрит за ее вещами в зимний период.
— И что же это были за огни?
— Я думаю, ручные фонари.
— Почему о них не сообщалось в прессе?
— В прессе?
Он издал еще одно скрипучее хихиканье.
— Аннабет не стала бы общаться с репортерами. Разве что только с главным редактором журнала «Мир интерьеров». Ей потребовалось десять лет, чтобы сблизиться с Кэй — а все из-за того, что та выписывала «Пост».
Он начал рассказывать мне о большом доме Кэй, который стоял на дороге к бухте Ламберта. Там часто отдыхали Билл и Хилари, и как-то раз туда приезжала леди Ди, хотя теперь от этого места остались лишь трубы. Через некоторое время я перестал его слушать. Дождь утих, и мне захотелось продолжить осмотр территории.
— Скажите, — прервал я старика, — вы можете указать мне направление к дому миссис Вармбранд?
— Конечно, — ответил он. — Только наведываться туда теперь бессмысленно.
— Почему?
— Две недели назад она упала с лестницы. И до сих пор находится в коме. Бедняжка Аннабет. Тед говорит, что она уже никогда не придет в сознание. Вот так мы и уходим. Один за другим.
Когда я начал спускаться с веранды, он огорченно окликнул меня:
— Эй, приятель!
— Спасибо за укрытие и беседу, — сказал я через плечо. — Мне пора уезжать.
Увидев, как он одиноко сутулился под протекавшей крышей и звездно-полосатым флагом, висевшим, как тряпка, на гладком столбе, я едва не вернулся обратно.