Райкарт взял стакан с водой и, сделав глоток, посмотрел мне в глаза.
— Но вы, похоже, начали разгадывать его.
— Во всяком случае, мне кажется, что я приблизился к разгадке.
— Давайте присядем, и вы расскажете мне об этом, — предложил Райкарт, похлопав меня по плечу.
Его жест напомнил мне о фамильярности Лэнга. Очарование великих людей. Рядом с ними я чувствовал себя мелкой рыбешкой, плававшей среди акул. Мне следовало быть начеку. Я устроился в небольшом кресле — такого же бежевого цвета, как и стены. Райкарт сел напротив меня.
— Итак, — сказал он. — С чего начнем? Моя персона вам известна. А кем являетесь вы?
— Я профессиональный писатель-«призрак». После смерти Майка Макэры меня наняли для обработки мемуаров Адама Лэнга. Я совершенно не разбираюсь в политике. Иногда кажется, что меня втянуло в какое-то Зазеркалье.
— Расскажите мне о том, что вы узнали.
Неужели он считал меня настолько простодушным? Я хмыкнул и предложил свой вариант беседы:
— Сначала мне хотелось бы узнать, что вам известно о Макэре.
— Как пожелаете, — пожав плечами, ответил Райкарт. — Что я могу сказать о нем? Майк был непревзойденным профессионалом. Если бы вы прикололи розочку к своему чемодану и сообщили Макэре, что это его новый партийный лидер, он последовал бы за ним. Когда Лэнг возглавил партию, все знали, что Майк перейдет в его штат. Он был очень полезным сотрудником и разбирался в партийных делах лучше, чем кто-либо другой. А что конкретно вы хотите узнать?
— Каким он был человеком? Как личность?
— Как личность?
Райкарт покосился на меня с неприкрытым изумлением, словно ему еще не доводилось слышать столь странный и экстравагантный вопрос.
— Он не видел жизни вне политики, если вы это имеете в виду. Можно сказать, что Лэнг был для него целой вселенной — женой, ребенком, другом. Что еще? Он отличался болезненной пунктуальностью и обладал набором качеств, который напрочь отсутствовал у Лэнга. Возможно, поэтому он и остался с ним, пройдя весь путь до Даунинг-стрит и обратно. Вся прежняя команда получила расчет и разбежалась по углам, устраивая свой собственный бизнес. Но Майк не признавал другой корпоративной работы. Он сохранил свою верность Адаму.
— Если бы он был верным сотрудником, то не стал бы контактировать с вами, — возразил я собеседнику.
— Да, но это случилось уже в самом конце. Вы говорили о какой-то фотографии. Могу я взглянуть на нее?
Когда я вытащил пакет, на его лице появилось такое же алчное выражение, как и у Эммета. Но когда Райкарт увидел несколько снимков, он даже не потрудился скрыть своего разочарования.
— И это все? Кучка привилегированных белых парней в кутежах и плясках?
— Тут имеется кое-что поинтереснее, — ответил я. — Но скажите, почему ваш телефонный номер записан на обороте фотографии?
Райкарт бросил на меня лукавый взгляд.
— А на кой черт мне отвечать на ваш вопрос?
— Тогда какого черта вы ждете от меня какой-то помощи?
Мы посмотрели друг на друга. Он усмехнулся, показав большие белые зубы.
— Вы могли бы быть политиком, — сказал он.
— Я учусь у лучших представителей власти.
Он скромно склонил голову, полагая, что я имел в виду его, хотя на самом деле у меня на уме был Адам Лэнг. Тщеславие, как я понял, стояло первым в списке слабостей Райкарта. Мне без труда представилось, как Лэнг искусно льстил ему и какой удар по эгоизму Райкарта нанесло последующее увольнение. Взглянув на его пригнутую голову, на крючковатый нос и пронизывающие глаза, я понял, что он был одержим местью, как отвергнутый любовник. Он поднялся на ноги, подкрался к двери, рывком открыл ее и быстро осмотрел коридор. Вернувшись, Райкарт склонился надо мной и грозно покачал перед моим лицом указательным пальцем.
— Если вы ведете со мной двойную игру, вас ожидает суровая расплата, — строго произнес он. — А если вы сомневаетесь в моей способности хранить недобрые чувства и со временем сводить старые счеты, спросите об этом Адама Лэнга.
— Хорошо, я обязательно спрошу.
Интенсивность его возбуждения не позволяла ему сидеть спокойно. Внезапно я понял, под каким неимоверным прессингом находился этот человек. Райкарту следовало отдать должное. Чтобы вытащить бывшего партийного лидера и премьер-министра на суд по военным преступлениям, требовались крепкие нервы.