Он заверил ее, что поест. Да у него и не было шансов избежать приема пищи. Если Хелен по какой-то причине теряла бдительность, то все равно оставался Чарли Дентон — слуга, домоправитель, повар, камердинер, вдохновенный трагик, неутомимый Дон Кихот или кто угодно еще, в зависимости от того, кем он провозгласит себя данным конкретным утром. Он не выпустит Линли за порог, пока тот не позавтракает.
— А ты? — спросил Линли. — Какие у тебя планы? Ты сегодня идешь на работу?
— Честно говоря, не хочется. По-моему, ближайшие тридцать две недели мне лучше вообще не двигаться.
— Давай я позвоню Саймону.
— Не надо. Ему надо разобраться с акриламидом. Результаты должны быть готовы через два дня.
— Понятно. Но может, он обойдется без тебя?
Саймон Олкорт Сент-Джеймс был судебным экспертом и по роду профессиональной деятельности регулярно занимал свидетельское кресло, чтобы подтвердить показания обвинения или подкрепить позицию защиты. В данном случае его привлекли к разбирательству по гражданскому делу: требовалось определить, какое количество акриламида, попавшее в организм через кожу, составляет токсичную дозу.
— Мне нравится думать, что ему без меня не обойтись, — ответила Хелен. — И еще… — Она глянула на Линли с улыбкой. — Я хотела рассказать ему о нашей новости. Кстати, вчера я сказала Барбаре.
— Хм.
— Хм? Томми, и что это значит?
Линли встал с кровати. Он прошел к шкафу, зеркальная дверь которого отразила безобразие, сотворенное им с галстуком. Пришлось развязать узел и начать все сначала.
— Ты хотя бы предупредила Барбару, что больше никто не знает, а, Хелен?
Она медленно села в постели. Это движение не прошло для нее даром, и она со стоном откинулась обратно на подушку.
— Да, я сказала ей. Но теперь, когда она знает, думаю, что можно…
— Я бы предпочел подождать еще некоторое время.
Узел на галстуке выглядел хуже, чем в первый раз. Линли сдался, обвинил во всем ткань и выбрал другой галстук. Он чувствовал, что Хелен наблюдает за ним, и знал, что надо как-то обосновать свое решение. Поэтому он сказал:
— Суеверие, дорогая. Если о нашей новости будем знать только мы, то будет меньше шансов, что что-то пойдет не так. Это глупо, знаю. Но такой уж я есть. Я думал, что мы никому не скажем, до тех пор, пока… пока не скажем.
— Пока не скажем, — задумчиво повторила она конец его путаной фразы. — Так ты волнуешься?
— Да. Волнуюсь. Боюсь. Нервничаю. Опасаюсь. Не могу больше ни о чем думать. И теряю дар речи. Да, примерно так я себя чувствую.
Хелен ласково улыбнулась.
— Я люблю тебя, милый.
И эта улыбка просила его о дальнейшем признании. Он обязан был сказать все.
— К тому же мы не должны забывать о Деборе, — сказал он. — Саймон правильно все воспримет, но Деборе будет чертовски больно узнать, что ты беременна.
Дебора была женой Саймона. У этой молодой женщины столько раз случались выкидыши, что любое упоминание при ней об успешной беременности казалось преднамеренным проявлением жестокости. Вероятно, Дебора сможет изобразить радость за счастливую пару. Вероятно даже, что на каком-то уровне она действительно почувствует радость. Однако на более глубоком уровне, там, где лежат ее надежды, она почувствует, как раскаленное железо поражения опалит тонкую кожу мечты, на которой и без того почти не осталось живого места.
— Томми, — мягко начала Хелен, — Дебора все равно узнает, раньше или позже. А теперь представь, каково ей будет, когда она вдруг увидит, что я стала носить одежду для беременных и при этом даже не намекнула ей, что у нас будет малыш? Она поймет, почему мы не сказали ей раньше. Тебе не кажется, что в таком случае ей будет еще больнее?
— Я не предлагаю скрывать это так долго, — пошел на попятный Линли. — Просто прошу тебя подождать еще чуть-чуть. Не ради Деборы, а чтобы не сглазить. Я прошу тебя. Ладно?
Хелен, в свою очередь, тоже присмотрелась к мужу. Он нервничал под ее изучающим взглядом, но не отвернулся, а ждал ее ответа. Вместо этого она спросила:
— Милый, а ты рад, что у нас будет ребенок? В самом деле рад?
— Хелен, я в восторге.
Но, еще не закончив фразу, Линли спросил себя: почему же он не чувствует радости? Почему ему кажется, что он взвалил на себя бремя, которого долго избегал?
Глава 4
Джил Фостер с кряхтением выполняла очередное упражнение для мышц таза под требовательные выкрики личного инструктора по дородовой гимнастике, когда в квартиру вошел Ричард. Он выглядел более измученным, чем можно было ожидать, и это неприятно ее кольнуло. Ричард развелся с Юджинией шестнадцать лет назад. С ее, Джил, точки зрения, опознание тела бывшей жены было всего лишь не очень приятной обязанностью, которую Ричарду пришлось выполнить как добропорядочному и сознательному члену общества.