Особенно,... 
16 
– Я надеюсь, что льва хорошо перед этим покормили.
Дерзость. Август кривит губы. Темные старческие пятна идут по его лбу, щекам; на нижней губе – смазанная желтой мазью язвочка. Я не могу оторвать от нее глаз. Возможно, принцепс просто выжил из ума, думаю я. Со стариками это бывает… А со стариками, полвека держащими власть в Риме, тем более.
– Ты просто надеешься, Гай? Твой брат бы заранее об этом позаботился.
На мгновение я чувствую себя так, словно из-под ног у меня ушла земля. Землетрясение.
– У меня…
– А у тебя не было времени, – прерывает Август. – Понимаю. А ты не думал, Гай: может быть, даже самый сытый лев захочет убить тебя – скажем, для развлечения?
Ливийская пустыня. Красный закат, черный край земли, словно запекшаяся на лезвии ножа кровь. «Смотри, Гай».
– Думаю… лев в своем праве. Что тут скажешь.
– Ничего, – соглашается принцепс. – Но сказано хорошо.
В саду журчит фонтан и жужжат пчелы. Римская семейная идиллия. Особенно если забыть, что семьи у принцепса как таковой нет.
– Привилегия льва – брать, не спрашивая, – говорит Август задумчиво. – Это про нас, про Рим. Хорошо. Что ты знаешь о Германии, мальчик?
– Там холодно.
Август отворачивается от меня, шмыгает носом. Из перистиля – внутреннего сада дома – тянет запахом нагретой солнцем земли. Я жду.
– Разница между тобой и братьями очень проста, – говорит Август наконец. – Старший брат накормил бы льва заранее – и до отвала. Младший, Квинт, дурачок счастливый, положился бы на удачу и сунул голову. Боюсь, о возможности покормить льва он бы даже не вспомнил… И лев бы оказался сытым, как ни смешно. Или просто не захотел бы жрать… не знаю, его с утра бы тошнило или еще как… или он не ест высоких блондинов до завтрака… Но ты, Гай… – Он медлит. – Ты – сложный случай. Ты и льва не покормил, и голову суешь, не зная, голодный зверь или нет. Как это, по-твоему, называется?
Август молчит, смотрит на меня – странно, точно жалеет.
– В общем, не думаю, что это хорошая идея, мальчик. В Германии мне нужен мир, а не месть.
– Месть не в моих привычках.
– А что в твоих? – спрашивает принцепс с искренним интересом.
Ответ приготовлен заранее. Прав Луций: нужно накормить львов до отвала.
– Справедливость… и следование воле богов, – отвечаю я.
В следующее мгновение за моей спиной раздается хлопанье крыльев. Я оборачиваюсь – в проеме атриума, выходящем в сад, сплошное мельтешение. Крылья, крылья. Август тоже смотрит, подняв седые брови. Над домом принцепса пролетают птицы, много птиц. Белые, серые, пестрые. Это знак, посланный Юпитером… Ну, так должен подумать принцепс.
– Однако, – говорит Август задумчиво. – Как интересно.
…Знак, посланный Юпитером – и заранее оплаченный мной. Всего лишь еще пара тысяч золотых монет с профилем молодого человека в венке. Теперь Август должен убедить Августа. Смешно.
Несколько оборванцев из Субуры просто жаждали мне помочь, а птиц найти вообще не проблема. Чудеса нужно планировать – это говорил еще Цезарь.
– Одного не пойму, мальчик, – говорит принцепс после некоторого молчания. – Почему ты выбрал голубей? Орлы были бы гораздо… э-э, эффектнее. И ближе к военной теме. Впрочем… – Принцепс некоторое время молчит, глядя на меня. Глаза у него светлые и холодные. Я чувствую, как у меня застывает кровь в жилах. -
Впрочем, это твое дело. Ладно, считай, твое знамение меня убедило. С сегодняшнего дня ты – легат Семнадцатого легиона. Отправляйся в Германию, легат. Удачи, Гай Деметрий Целест. Удачи.
Август подходит к столу, берет перо. Сморщенная, почти прозрачная кисть с синими венами. Принцепс пишет. Со скрипом бежит стеклянное острие по пергаменту – выводит буквы. Кривые и крупные. Принцепс пишет, не разделяя слов и не делая переносов.
– Да… – Август останавливает перо, поднимает голову, словно вспомнил какую-то мелочь. – Совсем забыл… Твоего брата подозревали в том, что он берет взятки у варваров.
Я молчу. «Смотри, Гай». Что-о?!
– Что мы в действительности знаем о самых близких нам людях? – говорит Август с издевкой. Выводит подпись. Скрип, скрип. Ставит перо в чернильницу и протягивает мне пергамент…
Я вздрагиваю.
На тыльной стороне его ладони – чернильное пятно, похожее на кузнечика.
Глава 2
Граница мира
Аппиева дорога окружена зарослями акаций, пахнущих так, словно это их последний день и ничего нельзя оставлять на завтра. Я морщусь. Сердце тревожно стучит – как тогда, перед визитом к принцепсу. Акации правы. Мы слишком многое оставляем на потом и слишком мало живем здесь и сейчас, а когда завтра наступает, мы уже мертвы, и то, что не прожито и не прочувствовано вчера, не будет нами прожито и прочувствовано никогда… И канет в океан забвения.
16 
