38 
Виталя тем временем встал на четвереньки и пополз по полу, ощупывая предметы, которые попадались под руки. Журналы, журналы, битая посуда, вспоротая подушка, ощерившаяся холофайбером, разбитый телефонный аппарат — старый, дисковый, и снова глянцевые журналы с картинками, от которых хотелось зажмуриться — такие бесстыдные бабы смотрели с обложек. «Тьфу!» — сказал про себя Гранкин и повторил снова: «Тьфу!» В женщине должна быть загадка, а не откровенное приглашение. Вот в Галке… В Галке масса загадок и море недосказанности. Никогда не знаешь, что стукнет ей в голову. Никогда не поймёшь, какая муха её… Под руку попалась шкатулка. Виталя открыл её, перевернул, и в руку ему хлынули золотые цепочки, колечки, серёжки. Их было не очень много — так, стандартный набор среднестатистической женщины, но одна вещица была необычная. На каучуковом шнурке болтался кулончик странной геометрической формы. В центре блестел красный камень. Кулон сильно выделялся среди прочего штампованного золотишка, и Виталя сообразил, что именно его имела в виду Эльза, когда заявила, что у Ады завёлся богатый любовник.
— Смотри-ка, Вань, — сказал он прыгающему профессору, — а золотишко-то и не тронули! Значит, не простые грабители. — Виталя ссыпал золото обратно в шкатулку и пристроил её на краю дивана. Он пополз дальше по полу, пока не уткнулся носом в чугунную батарею. Батарея почему-то пахла сырой землёй, и за ней что-то темнело. Гранкин засунул руку между чугунными зубьями, уцепил пальцами какой-то картон и потянул на себя. Это оказалась обычная ученическая тетрадь объёмом девяносто шесть листов. В такой он вёл на работе запись приёма клиентов, в такой Галка коллекционировала кулинарные рецепты. Виталя достал из кармана фонарик, включил его и лучом света пошарил по тетрадным листам.
* * *
«Мне было страшно. Я боялась воды. Шаткая лодочка под ногами ходила, будто я стояла на спине строптивой и скользкой акулы. Рука, мне протянутая…»
Может, ему повезло, и он нашёл личный дневник Ады Львовны?!
Гранкин сунул тетрадь за пазуху. Пожалуй, он ничего не скажет о находке профессору.
— Отквыл! — заорал от балконной двери профессор. — Иди сюда! Я пведлогаю пвовести следственный экспевимент!
— В смысле? — Виталя прыжком очутился на просторном балконе. Тут царил идеальный порядок, тот, кто учинил разгром в гостиной, балкон почему-то не тронул. Впрочем, тут и громить было нечего — на балконе ничего не было, кроме маленького низкого столика и плетёного кресла.
— Смотви, я пьяная Ада, — сказал вдруг Иван Терентьевич и перевесился через невысокие перила.
— Вань, — заорал Гранкин, — осторожнее!
— Я кувю, — продолжил профессор и исполнил пантомиму курения сигареты. — А тепевь я типа тевяю вавновесие и падаю…
Виталя и пикнуть не успел, как Иван Терентьевич кувыркнулся через перила, полетел вниз и со знакомым деревянным стуком упал на клумбу.
— Вань! — Виталя так испугался, что почувствовал, как холодная испарина выступила на лбу. — Вань, ты жив?! — голос с крика сорвался на шёпот. Профессор лежал на краю клумбы, почти на гравийной дорожке, и не подавал признаков жизни.
В гибели лауреата Государственной премии обвинят его, Гранкина. Президент жал лауреату руку, Виталя по ящику видел. А ещё Гранкина обвинят в проникновении в чужую квартиру, в наведении там беспорядка, а может и в воровстве.
— Ва-а-а-ня!!!
Иван Терентьевич зашевелился и сел, оперевшись на руки.
— Не ови, — сказал он Витале.
— Не ори, — перевёл себе Гранкин. — Жив! — облегчённо выдохнул он. — Как твой протез?
— А чего ему сделается? — буркнул профессор и постучал кулаком по ноге. — Я, между пвочим, даже не очень ушибся!
— Да? — обрадовался Виталя. Он низко свесился через перила, пытаясь удостовериться в том, что профессор действительно невредим.
— Вить, обвати внимание, куда я упал!
— В клумбу!
— Нет, Вить, я ведь на довожку упал, клумбу только чуть-чуть задел! А Адку я нашёл почти в севедине клумбы! Фто это значит, а, сыщик?!
— Её кто-то толкнул, да, Вань?
— Вевно! И шею она не могла сломать! Здесь высота — тьфу, не убьётся даже вебёнок! Фто это значит, сыщик?
— Не знаю, — растерялся Виталя.
— Не зна-аю, — передразнил профессор. — А это значит, Вить, фто кто-то сначала свевнул ей шею, а потом помог свалиться с бавкона!
Осмыслить услышанное Гранкин не успел. Сзади него произошло какое-то неуловимое движение — вроде как кто-то зашевелился, и балконная дверь чуть скрипнула. И хоть в мозгу настоятельно присутствовали градусы от вина, там же мелькнула вполне трезвая мысль: сейчас ему свернут шею и столкнут с балкона. Виталя не стал додумывать мысль, он сиганул с балкона, не думая как удачнее приземлиться.
38 
