Изображение постепенно исчезло, и после барабанного боя зазвучала мелодия национального гимна. Присутствующие в столовой запели. Марш представил мужчин и женщин в этот момент по всей Германии – на верфях в металлургических заводах, в учреждениях и школах грубые голоса сливались с высокими в одном вздымающемся к небесам оглушительном радостном реве:
«Германия, Германия превыше всего! Превыше всего на свете!»
Его губы шевелились согласованно с другими, но не издавали ни звука.
– Нам от этого только ещё больше долбаной работы, – сказал Йегер. Они вернулись в свой кабинет. Положив ноги на стол, Макс пыхал сигарой. – А ты ещё считаешь, что день рождения фюрера – кошмар для службы безопасности! Можешь себе представить, что будет, когда в городе появится ещё и Кеннеди?
Марш усмехнулся.
– Думаю, Макс, ты упускаешь из виду исторические масштабы этого события.
– Да положил я на исторические масштабы события! Я думаю о том, что спать мне не дадут. Бомбы уже теперь рвутся, как шутихи на фейерверке. Погляди-ка. – Йегер убрал ноги со стола и стал рыться в куче папок. – Пока ты забавлялся на Хафеле, нам здесь пришлось кое над чем потрудиться. – Он отыскал конверт и вытряхнул содержимое. Это были ЛВП. Личные вещи покойного. Из кучи бумаг он достал два паспорта и передал их Маршу. Один из них принадлежал офицеру СС Паулю Хану, другой – молодой женщине, Магде Фосс. – Хороша, правда? – начал Йегер. – Они только что поженились. Ехали с праздничного приема в Шпандау. Собирались в свадебное путешествие. Он ведет машину. Сворачивают на Навенерштрассе. Их обгоняет грузовик. Из кузова выпрыгивает парень с пистолетом. Наш эсэсовец теряет голову. Дает задний ход. Трах! Въезжает на тротуар, врезается в фонарный столб. Пока он пытается включить первую передачу – бах! – выстрел в голову. С женихом покончено. Крошка Магда выбирается из машины и бежит. Бах! Покончено и с невестой. Конец медового месяца. Конец, твою мать, всего. За одним исключением – родственники и друзья новобрачных за свадебным столом все ещё пьют за здоровье молодых, и никто в течение двух часов не удосуживается сообщить гостям о случившемся.
Йегер высморкался в грязный носовой платок. Марш снова взглянул на паспорт девушки. Она прелестна – темноглазая блондинка; в двадцать четыре года лежит убитая в сточной канаве.
– Кто это сделал? – спросил он, возвращая паспорта.
Йегер стал загибать пальцы.
– Поляки. Латыши. Эстонцы. Украинцы. Чехи. Хорваты. Грузины. Красные. Анархисты. Кто знает? Сегодня это может сделать любой. Этот дурачок повесил на доске объявлений у себя в казарме открытое приглашение на прием. Гестапо считает, что уборщица, повар или кто-нибудь ещё из обслуги увидел объявление и сообщил кому надо. Большинство подсобных работников в казармах – иностранцы. Сегодня днем всех их забрали. Бедняги.
Он положил паспорта и удостоверения личности обратно в конверт и бросил его в ящик стола.
– Как тебе это нравится?
– Съешь шоколадку. – Марш протянул коробку Йегеру. Тот открыл её. Кабинет заполнила металлическая мелодия.
– Очень вкусно.
– Что ты знаешь о музыке?
– Что? О «Веселой вдове»? Да это же любимая оперетта фюрера. Моя мать была без ума от нее.
– Моя тоже.
От неё без ума была каждая немецкая мать. «Веселая вдова» Франца Легара. Впервые исполнена в Вене в 1905 году. Такая же приторная, как венские булочки с кремом. Легар умер в 1948 году. Гитлер послал на похороны личного представителя.
– Что ещё можно сказать? – Йегер своей лапищей взял шоколадку и сунул в рот. – Откуда это у тебя? Тайная воздыхательница?
– Вынул из почтового ящика Булера. – Марш откусил конфету и поморщился от слишком сладкого вкуса вишневой начинки. – Подумай, у тебя нет друзей, но кто-то шлет тебе из Швейцарии дорогую коробку шоколада. Никакой записки. Коробка, которая играет любимую мелодию фюрера. Кто мог это сделать? – Он проглотил оставшуюся половину конфеты. – Может быть, отравитель?
– О, черт! – Йегер выплюнул остатки конфеты в руку, достал носовой платок и стал вытирать размазанную по пальцам и губам коричневую слюну. – Иногда я сомневаюсь, в здравом ли ты уме.
– Я методично уничтожаю важные для государства вещественные доказательства, – рассмеялся Марш. Он заставил себя съесть ещё одну шоколадку. – Нет, хуже того – я поедаю эти доказательства, совершая тем самым двойное преступление: подрываю правосудие с корыстью для себя.