24 
– Прошу отвечать на вопросы кратко и по существу.
Барышня кивнула молча, что было уже чудом.
– Почему решили, что Бородина убили?
– Зачем же еще полиция?.. Я так за него волнуюсь…
– Что вы делали прошлым вечером и всю ночь?
– Что делала?.. Ах, не помню…Ну, конечно, у меня было выступление. Нил отвез нас поужинать. Потом сюда. Не остался, хоть я умоляла. Легла спать. Только встала, а тут вы…
– Бородин рассказывал о проклятье или роке, что якобы преследует его семью?
– О, это ужасно!.. Какое горе!.. Бедный, славный Нилушка…
– Отвечайте же!
– Нет, никогда… А что за проклятье? – с чисто женским любопытством спросила Липа, мигом забыв страхи.
Родион медленно выдохнул и продолжил:
– Нил Нилыч представил вас своей матушке?
– О, это было чудесно! Очаровательная, восхитительная, фантастическая женщина! Мы так поняли друг друга. Она умеет по достоинству оценить редкие дарования, как мое. Я ей, очевидно, приглянулась…
– Вам сделано официальное предложение?
– Фу, какой бестактный вопрос. Разве можно даму об этом спрашивать? Я так этого жду… Кажется, Нил уже совсем готов. Он намекал мне… И колечко присмотрел. Мечтаю стать его женой! Я стану для него всем. Мы созданы друг для друга!
– Значит, нет, – подытожил бестактный мужчина. – Знаете, что у него есть запасная невеста?
– О, эта дрянь! – кулачки Липы тут же сжались. – Ненавижу мерзавку! Подлая змея! Втерлась и мутит воду. Ну ничего! Я с ней разделаюсь! Вот этими руками! Она свое получит! Прибью гадину! Если бы знать, кто она!
Быть может, Нил Нилыч знал особое хитрое средство, как примирить двух соперниц и выбрать себе супругу без женской драки. Пока же торжествовала совершенно примитивная ревность. Способна такая вырвать сопернице глаз и разыграть весь этот балаган? Логика помалкивала.
– Как ваши родители отнесутся к браку с мужчиной значительно старше вас?
Послышался печальный вздох:
– Я сирота… У меня никого нет. Только тетушка. Она милая, но живет далеко, в Пскове. Приезжает раз в полгода. Я предоставлена сама себе. Это так тяжело. Только бильярд меня утешает. Сегодня играю важный матч. Приходите в «Отель де Франс».
Силы чиновника полиции таяли на глазах.
– Олимпиада Ивановна, могу просить об одолжении? – устало сказал Родион.
– Сколько угодно! Располагайте мной! Что угодно! Все отдам…
– Если узнаете что-то, что может казаться опасным для господина Бородина, или заметите какую-нибудь странность, дайте мне знать в участок.
Глотательница шпаг с жаром обещала. Или, вернее, поклялась всем святым, что есть у нее в душе, и так далее…
– Где одеваетесь? У вас модный туалет, – спросил Родион, чтобы скрасить финал допроса.
Липа расцвела:
– Благодарю вас! Мило, не правда ли? Несколько интимно, но… В салоне мадам Живанши… Где еще одеваться в Петербурге?!
– Живанши? Что-то не припомню…
– «Смерть мужьям», слышали?.. Самое модное ателье столицы…
– Понятия не имею, – с непроницаемым лицом ответил коварный юноша.
Уже зайдя под покров драпри, он обернулся и спросил:
– Нил Нилыч дорожит мнением не только своей матушки, но и Аглаи. Вам не показалось?
– Аглаи? – удивленно переспросила Липа. – Что ж, быть может…
Покидая гостеприимный дом, Ванзаров размышлял про парочку обстоятельств одновременно. Во-первых, как это взбалмошное, неуравновешенное существо могло понравиться степенной Филомене Платоновне? Наверное, госпожа Бородина необыкновенная мать, ценящая сына выше своих принципов. Нет, за день с таким делом не справиться. А варенье-то ждать не будет…
14
Хватило полсотни шагов, чтобы попасть в другой мир. Меблированные комнаты Худякова располагались хоть и по соседству, на Вознесенском проспекте, но чрезвычайно далеко от размеренной и чистой жизни апартаментов госпожи Незнамовой. Ступив в подъезд трехэтажного дома с облезлой штукатуркой, Родион выдержал первую волну вони, в которой сгнившие щи сплетались с промокшими портянками. Заведение предназначалось для публики, требующей не более чем крыши над головой да кипятка в нумер. Прочие удобства, такие, как плесень, тараканы и дырявое белье, предоставлялись бесплатно.
Конторка портье, украшенная чернильными кляксами и объедком пирога, торчала в сиротливом одиночестве, зевающий половой махнул грязным рукавом, указывая, куда следовать. На последний этаж вела дырявая лестница, державшаяся на одной только совести. Жильцов хватало: в темный коридор выходило шесть дверей, из-за которых слышались мелодии семейного скандала и бренчание расстроенной гитары.
24 
