— Ой, Петька, ерунда это все! Не обращай внимания! — шеф ненатурально изобразил беспечность.
— Да я и не обращаю. Не хочешь, не говори.
Я встал. Что-то пропала охота у меня отдыхать и смотреть канкан. Оставался последний вопрос, ради которого я и пришел.
— Слышь, Ильич, что там у нас с оборудованием школы противопожарной системой? Вроде, сроки уже поджимают, а ты мне ничего не сказал. Вроде, как проверки на носу, а я ничего не знаю. И деньги давно выделены.
— Какие сроки? Какие проверки? Какие деньги? — Ильич из розового стал белым. — Кто тебе это сказал?
— Папочка в сейфе лежит. Там бумага о том, что деньги выделены. Я так понял, что ты остановился на услугах фирмы «Эталон». Там гораздо дешевле и страховка входит в сумму. Скажи мне, что дальше нужно делать, я сделаю. Да и Дора копытом бьет, спрашивает, где противопожарка?
— Дора Гордеевна? — из белого Ильич стал бледно-голубым. — Дора тебя об этом спрашивала?!
Мне захотелось дать ему нашатыря. Наверное, он и правда болен, раз так лихо меняет цвета.
— Ну да, говорит, проверки вот-вот.
— Петь, слышь, ты эту папку спрячь, сожги, уничтожь, — шепотом попросил Ильич.
— На фига? — удивился я.
— Я тебе потом все расскажу. Точно Дора об этом говорила?
Я заржал.
— Вряд ли я мог ее с кем-нибудь спутать.
Ильич помассировал себе виски.
— Спрячь папку, Петь!
— Глеб.
— Глеб! — он опять схватился за голову. Наверное, он, и правда, болен.
— Гипертония? — спросил я, собираясь уходить.
— У меня почки, — простонал Ильич и перебросил руки с головы на поясницу.
— У меня тоже, сначала тараканы, потом мыши. Записывать надо.
— Что-о?!
— Что с сигнализацией-то делать? Вломят нам по первое число.
— Глеб, никаких сигнализаций пока. Проверок не будет. Дору посылай. — Ильич лег на бочок, подтянул к подбородку колени, накрылся одеялом, вызвав у меня приступ жалости и доверия.
— Понял, отстал, — пожал я плечами и ушел.
* * *
Элка шлялась по дому в моем длинном свитере на голое тело и босиком. Может, это было и сексуально, но я не рискнул ее шлепнуть по попе, как сделал бы это пришедший с работы законный муж. То, что Элка стала такой домоседкой, с одной стороны меня радовало, с другой пугало. Зная Беду, можно было предположить, что она или заболела, или сошла с ума. Может, конечно, Беда рассчитывала найти в квартире кейс, но где у нее гарантия, что я не унес его с собой, пока она дрыхла?
Элка шлялась по дому в длинном широком свитере, ступая босыми ногами по паркетному полу, и вызывала своим несчастным видом у меня почти жалость. Я понюхал воздух — в квартире странно пахло. Будто долго размораживали рыбу и квасили капусту.
— Ужинать будешь? — спросила Элка. Я огляделся, чтобы убедиться, что в квартире никого нет, и она сказала это мне.
— Ты приготовила ужин? — удивился я.
— Борщ, — кивнула она. — Ты же просил.
Я ущипнул себя за ухо. Этот глюк был почище, чем тот, когда я обкурился и угнал «Ланцер» с правым рулем. Значит, семейный ужин. На первое — борщ, на второе — рыбный пирог. Я пошел на кухню на цыпочках, боясь спугнуть нестойкий мираж, опасаясь проснуться. На кухне Элка, неумело орудуя поварешкой, налила в тарелку нечто действительно похожее на борщ. Пахло немного странно, но я смело зачерпнул ложкой красное варево. Элка села напротив и, подперев рукой подбородок, внимательно смотрела, как я глотаю. Как я пытаюсь проглотить.
Я справился. Я почувствовал Элкин борщ в желудке, и теперь мне предстояло решить трудную этическую проблему: похвалить Беду за первый в нашей семейной жизни ужин, или дать ей понять, что пища — не лучший способ сводить со мной счеты. В любом случае выглядеть дураком мне не хотелось.
— Неплохо, — сказал я осторожно.
— Старалась, — кивнула Элка.
— Только рыбу в борщ не кладут. Особенно мелкую, речную. И свеклу чистят.
— Да?! — Элка мизинцем подхватила очки и уставилась в мою тарелку. — А мяса в холодильнике не было. И свеклу в рекламе всегда нечищеную режут.
— А посолить?
— А на фига солить, если капуста кислая?
Я кивнул. И правда, на фига солить, если кисло. Интересно, где она нашла у Ильича кислую капусту? Вроде, он не квасил.
— На балконе бочонок стоит, — прочитала Элка мои мысли, — ему Нэлька квасила. И вообще, не нравится, не ешь.
Я съел еще одну ложку.