54 
Рут подошла к маленькому бюро и взяла оттуда изящную рамку. В ней была заключена половинка медальона, на который она глядела не отрывая глаз. Маргарет видела, что это все тот же пресловутый подарок маман, полученный перед прощанием в доке.
«Je vais conserver l'autre moitie, mes cheris. Nous le recon-stituerons lorsque nous nous retrouverons».[14]
«Да, да, — крутилось на языке у Маргарет, — знаю я, что ты скучаешь, но у нас, черт возьми, дело неоконченное».
— Лучше раньше, чем позже, дорогая моя, — сказала Маргарет мягко. — Ты должна с ним поговорить. Ведь это важно.
Рут поставила рамку, но продолжала глядеть на нее.
— Говори, не говори — ничего от этого не изменится, — вздохнула она.
— Зато кое-что прояснится.
— Если только эта ясность кому-нибудь нужна.
— Разве ты не хочешь знать, как он… ну, каковы были его желания? Тебе просто необходимо это знать. С таким наследством кто предостережен, тот вооружен, Рут. Уверена, его адвокат со мной согласился бы. Кстати, он тебе звонил? Адвокат? Он ведь наверняка уже знает…
— О да. Он знает.
«Ну и что?» — мысленно поторопила Маргарет. А вслух ласково сказала:
— Понимаю. Да. Всему свое время, дорогая. Как только ты будешь готова.
«Скорей бы уж», — добавила она про себя. Она не собиралась торчать на этом треклятом острове дольше, чем нужно.
Рут Бруар знала про свою невестку все. Появление Маргарет в Ле-Репозуаре не имело никакого отношения ни к их неудачному браку с Ги, ни к сожалению или грусти по поводу того, как они расстались, ни даже к уважению, которое она могла бы счесть необходимым продемонстрировать после его ужасной кончины. Даже тот факт, что она до сих пор не выказала ни малейшего любопытства относительно того, кто же убил ее бывшего мужа, выдавал истинное направление ее мыслей. В ее представлении у Ги денег куры не клевали, и она вознамерилась во что бы то ни стало урвать свою долю его богатства. Если не для себя, то хотя бы для Адриана.
Ги называл ее мстительной сукой.
— Представляешь, Рут, она наняла целую ораву докторов, которые готовы под присягой подтвердить, будто он настолько неуравновешен, что не может находиться нигде, кроме как у своей чертовой мамаши под юбкой. А ведь это она и портит мальчишку. В прошлый раз, когда я его видел, он был весь в крапивнице. В крапивнице, подумать только! В его-то возрасте! Господи, да она совсем спятила.
Так продолжалось год за годом, каникулярные визиты под каким-то предлогом сокращались или отменялись вовсе, пока Ги не осталась единственная возможность видеть своего сына — в присутствии его бдительной мамочки.
— Она стоит над нами, как охранник, черт ее побери, — кипятился Ги, — Знает, наверное, что, не будь ее рядом, я бы посоветовал сыну перерезать поводок, а если понадобится, то и перегрызть. С мальчишкой все в порядке, два-три года в приличной школе сделали бы из него человека. Причем я говорю не о таких школах, где обливают холодной водой по утрам и дерут задницу за каждую провинность. Я говорю о нормальной современной школе, где детей учат знать себе цену, а он никогда этому не научится, если она будет держать его при себе, как комнатную собачонку.
Но Ги не суждено было победить в этом споре. Так возник сегодняшний бедняга Адриан — бездарный, бесхарактерный, не имеющий опоры в жизни. Впрочем, один талант у него все же был: он неизменно терпел неудачу во всем, за что бы ни брался, начиная со спорта и заканчивая отношениями с женщинами. И этим он был целиком и полностью обязан своей матери. Чтобы это понять, не нужно быть дипломированным психологом. Но Маргарет никогда этого не признает, а то вдруг придется взять на себя какую-то часть ответственности за его проблемы. А этого, видит бог, она никогда не сделает.
В этом была вся Маргарет. Обвинить ее в чем бы то ни было не удавалось никому, и никому не удавалось добиться от нее помощи. Ее девиз был «каждый за себя, а не можешь — и черт с тобой».
Бедняжка Адриан, не повезло ему с матерью. Она, конечно, хотела ему только добра, но на пути к этой цели умудрилась натворить столько гадостей, что ее добро уже ничего не меняло.
Рут наблюдала за Маргарет, пока та притворялась, будто рассматривает единственное наследство, оставшееся ей от матери, — медальон, которому не суждено было стать целым. Маргарет была крупной блондинкой с высоко зачесанными волосами, темные очки — это в декабре-то? странно, право! — сидели на ее макушке. Рут не могла представить, что ее брат был когда-то женат на этой женщине, впрочем, она и раньше не могла этого представить. Она так и не научилась видеть в Ги и Маргарет супругов — не из-за секса, который, в конце концов, является частью человеческой природы и, как таковой, может приспосабливать друг к другу совершенно разные физические типы, а в эмоциональном смысле, в том, с чего все начинается, что ей, никогда не имевшей возможности испытать свою теорию на деле, представлялось плодородной почвой, единственно пригодной для роста будущего и семьи.
54 
