Особенно,... 
101 
– Ой, девочки! Я не убийца! Это хорошо или плохо?
– За это меньше дадут, – задумчиво произнес Тарас. – А как насчет поделиться, девушки? – вдруг засмеялся он. – Это было бы справедливо!
– Я-то думала, вы приличный мужчина, Тарас, – сказала Татьяна. – Машину имеете, бабушку любите.
– Я и приличный, я и люблю. Но жизнью и свободой вместе с вами рискую. Ведь если что, мне не отвертеться!
– А что, это действительно справедливо – оплатить Тарасу Евгеньевичу участие операции, – встряла Сычева, сосредоточенно ведя машину.
– Вы прелесть, – сказал Тарас и чмокнул Сычеву в щеку.
Татьяна отвернулась к окну. Ее не должно касаться, кого и куда целует циклоп.
– Девочки, я не сказала вам главного, – отняв от лица руки, прошептала Афанасьева. – Глеб сбежал от своих похитителей! Он жив, девочки!! Жив и где-то скрывается!
– Вот так сюжет! – Сычева резко затормозила у дома.
Они приехали.
– Господи, еще и какой-то Глеб, – вздохнул Тарас, выходя из машины. – Надеюсь, он такой же приличный человек, как и все мы?..
* * *
Дверь конспиративной квартиры была настежь открыта.
В прихожей было темно.
– О господи! – Сычева попятилась.
– Бежим отсюда! – Афанасьева ринулась вон из подъезда.
– Стойте! – схватил ее за руку Тарас. – Куда же вы? Я хочу знать, что происходит в моей квартире. Мне дорога память о бабушке и я не переживу, если пропадет хоть один слоник с ее комода. И потом, здесь же парень оставался, ну, этот, из глухой сибирской провинции...
– Из Болотного, – подсказала Татьяна.
– Ну да, из Болотного. – Тарас взял у Татьяны пистолет, раздвинул девушек и шагнул за порог.
Несколько минут были слышны только его гулкие шаги по квартире. Поочередно, во всех комнатах зажигался свет.
– Эй, заходите! – крикнул наконец Тарас. – Тут все в порядке и, вроде, ничего не пропало!
Тани гуськом зашли в коридор.
В квартире, и правда, не было следов разгрома, все вещи на первый взгляд остались на местах.
– Пашка, наверное, картину пошел продавать, да дверь не закрыл, – предположила Татьяна.
– Картина на месте, – Сычева зашла в комнату и указала на Монро с роскошным лисьим хвостом. – Картина-то на месте, а вот... – она запустила руку в свою сумку, которая так и валялась беспечно на столе и побледнела. – А вот диск со статьей про проделки Зельманда и Лескова исчез!
– Девочки! Идите сюда! – раздался взволнованный голос Афанасьевой с кухни. Татьяна и Сычева наперегонки ринулись к ней.
Таня сидела на табуретке и в безвольно опущенной руке держала тетрадный лист. Первым его выхватил Тарас, прибежавший быстрее.
– «Если вы потеряли парня с веснушками на носу, – начал читать он, – то имейте в виду, что он останется жив, если завтра, в двадцать два ноль-ноль вы вернете то, что вам не принадлежит. Больше мы шарить по вашим жилищам не будем: ваш парень намекнул нам про банковские ячейки. Вы должны положить интересующие нас предметы в пакет супермаркета „Рамстор“, приехать на Борисовские пруды и опустить в урну у первого подъезда дома номер 15. Если этого не произойдет, то плохо будет не только парню, но мамаше и бабке Афанасьева. Они женщины пожилые, долго наших забав не выдержат. Кстати, будет лучше, если Афанасьев все же объявится, поговорит с нами и даст гарантии того, что сведения, которые он нарыл и которые мы забрали на диске, не появятся в прессе. Зря он скрывается. Долго бегать все равно не сможет, а наше терпение безгранично, мы его ждем с распростертыми объятиями. Бежать с этой запиской в ментовку очень для вас нежелательно – у нас везде свои люди и мы узнаем о ваших намерениях раньше, чем вы успеете что-то сделать». Кажется, девушки, вы не только любите пострелять вечерами! – Тарас развел широко руками, изображая обескураженность.
– И ведь ни одной грамматической или орфографической ошибки! – как будто бы с возмущением воскликнула Афанасьева.
– Попелыхина уволокли, – ошарашено прошептала Сычева. – С чего они взяли, что он нам так дорог, что мы ринемся его спасать и исполнять их приказания?! И потом, что значит «ваш парень нам намекнул про банковские ячейки?» – вдруг возмутилась она.
– Пашка!! – Татьяна сорвалась с места и помчалась в кладовку.
Там было чисто, пусто и сыро. Раскладушка аккуратно застелена, у подушки аккуратно торчал вверх острый уголок. Чемоданчик стоял в углу раскрытый, из него призывно смотрели с обложек журналов полуголые красотки. – Пашка!
101 
