103 
А.К.: Так что чужое все. Я так скажу: я даже не знаю, справедливо ли это для всех национальностей, но для русского писателя быть всемирным писателем — это обязательно в ущерб тому, какой он русский писатель. За редким, очень редким исключением. Опровергай меня!
Е.П.: А чего мне тебя опровергать? Над этим думать нужно, а не опровергать.
А.К.: Опровергать, потому что мысль спорная. Достоевский — мировой писатель, Чехов — мировой драматург, Бродский — мировой поэт. И какой от этого ущерб их русскости?
Е.П.: Опровержение может быть лишь в том смысле, что, может быть, Фолкнер, например, в России более любим и популярен, чем сейчас в Америке. Или другой писатель — Сэлинджер. У нас его обожают, но не так, как в Америке. Там он — их всё. Так всемирный ли он писатель? Да вот тебе еще один пример: финского писателя Мартти Ларни в Финляндии мало кто знал, а у нас он со своей антиамериканской, но действительно смешной книгой «Четвертый позвонок» был дико популярен в самом начале шестидесятых.
А.К.: Финляндия — бог с ней, но я твердо уверен относительно русской литературы: сколько писатель выигрывает в интернациональности, столько же он проигрывает на русской почве. Вот, например, Андрей Платонов — исключительно русский гений. Его проза — действительно новая великая русская проза XX века, бесспорно. Он для русской литературы — фигура заоблачная. А для западной — нет. Он вообще не существует вне общего русского… советского контекста, вне России, вне русского советского языка.
Е.П.: Не скажи. Я знал переводчика Платонова, который в семидесятые годы переложил на французский не то «Котлован», не то «Чевенгур». Он жаловался, что тогда было продано не то пятнадцать, не то двадцать экземпляров книги…
А.К.: Вот видишь!
Е.П.: Зато сейчас Платонов — один из самых модных писателей среди интеллектуалов. Так ведь и джойсовский «Улисс» не сразу обрел свой высочайший статус. «Ничто на земле не проходит бесследно», как пел Градский на музыку Александры Пахмутовой и слова Добронравова. Так вот, если слава крупного писателя преодолеет провинциальность, тогда он становится гуру для всего мира. Платонов постепенно становится гуру, как Джойс уже давным-давно стал им для многих…
А.К.: Позволь с тобой не согласиться. Джойса, извини, можно читать на любом европейском языке. Я читал его по-русски, пробовал читать в оригинале — принципиально ничего не меняется. Платонов не по-русски — мне по-прежнему кажется — просто не может существовать. В представлении западного читателя «Чевенгур» — какая-то довольно нелепая сатирическая выдумка про кольхоз, как именовал это детище большевиков эмигрант Владимир Набоков.
Е.П.: Хемингуэй обожал рассказ Платонова «Река Потудань».
А.К.: Этот рассказ, во-первых, реалистический, во-вторых, не очень-то платоновский, скорее «хемингуэевский»: мужчина, женщина, слабость, сила…
Е.П.: Ладно, «Московской саге» мы во всемирности отказали. Но ведь был еще один роман, на который Вася очень сильно ставил — «Остров Крым», который у нас популярен настолько, что вошел в качестве идиомы в современный русский язык…
А.К.: Ты имеешь в виду кафе — или ночной клуб в Москве, который, не спросившись у Васи, назвал себя «Островом Крымом»? Мы с Васей несколько раз ездили мимо его афишки, и Вася каждый раз говорил одно и то же: «Надо бы на них в суд подать…» Причем я уверен, что клуб так назвали люди, которые не читали романа, а может, и не слышали о нем.
Е.П.: Не только клуб, но и многое другое. Политики вовсю используют это словосочетание. Есть газета «Остров Крым».
А.К.: У этого романа, на мой взгляд, были гораздо большие шансы, чем у «Московской саги», стать мировым бестселлером и тем самым перевести Васю в категорию «мировой писатель»… Но Васе тут не повезло. Если бы ему тогда удалось снять в Америке фильм по «Острову Крым», как это планировалось, да сорвалось…
Е.П.: Да. Ведь роман Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», например, получил огромную международную популярность лишь после одноименного фильма Милоша Формана.
А.К.: Вот именно что! И «Остров Крым» прекрасно можно было бы экранизировать. Недаром же об этом мечтали многие кинопрофессионалы старшего поколения. Последним носился с идеей экранизации Владимир Наумович Наумов. Но — то денег нет, то еще чего… ну, в общем, понятно. Тут деньги нужны были большие…
103 
