131 
Ковчежец, вдруг дошло до Него. Вот что он искал. Потому что только через ковчежец червь сможет снова с Ним заговорить. И то, что он скажет…
«Только попробуй сказать, что ты забыла купить соус, корова старая. О чем тебе еще думать целый день?»
«Дорогой, пожалуйста. Мальчик…»
«Ты смеешь мне указывать, что делать? А ну выметай отсюда свою задницу, пошла в магазин за соусом! И оставь мальчишку. Я сказал, оставь его! У тебя что, не только мозга нет, но и ушей?»
«Прошу тебя, дорогой…»
Как будто интонации и слова могли что-то изменить для того, кто ходит как тень и перепуган до тошноты. А все это еще может вернуться, если Он утратит урну и ее содержимое.
Но нет: Он увидел, что ковчежец стоит там, где Он его оставил, — в тайном месте, которое на самом деле вовсе не было тайным. И когда Он трепетно снял крышку, то обнаружил, что содержимое кажется непотревоженным. И даже содержимое внутри содержимого — тщательно захороненное, оберегаемое, сокровенное — лежит как было. По крайней мере, так кажется.
Он подошел к стопке газет. Нагнулся над ними, но они говорили Ему только о том, что и так было доступно Его взгляду: человек в африканском костюме, заголовок, оповещающий о «горе приемного отца», и статья под ним, раскрывающая это горе в деталях. И дальше: все тела найдены, между ними определена связь, наконец-то до них дошло, что это работа серийного убийцы.
Фу почувствовал, как Его тело расслабляется. Фу почувствовал тепло в ладонях, а тошнота внутри стала отступать, когда Он перебирал листы таблоидов. Возможно, Он сможет обойтись ими.
Он сел. Подтянул всю стопку к Себе, как Санта-Клаус, обнимающий дитя. Как странно, думал Он, что только с последним мальчиком — лживым, отрицающим и обвиняющим Шоном, который утратил право на искупление и освобождение, так как упрямо отказывался признать вину, — только с ним полицейским удалось понять, что они имеют дело с кем-то превосходящим всех и вся, с кем они когда-либо сталкивались. Он оставлял для них подсказки с самого начала, но они закрывали глаза. Но теперь они знают. Знают не Его цель, разумеется, но сам факт Его существования как единственной и единичной силы возмездия. Всегда на шаг впереди тех, кто Его преследует. Верховный и всевышний.
Он вытащил последний номер «Ивнинг стандард» и отложил его в сторону. Потом Он перебрал всю стопку, пока не нашел «Миррор», где был напечатан снимок туннеля — того самого, где Он оставил последнее тело. Он опустил ладони на фотографию и перевел взгляд на другие снимки на той же странице. Копы. Кто, как не они. И один из них назван по имени, так что теперь Он знает, кто желает помешать Его планам, кто направляет все силы — бесплодно — на то, чтобы остановить Его движение по выбранному пути. Линли, суперинтендант полиции. Запомнить это имя будет нетрудно.
Фу закрыл глаза и вызвал в уме образ самого Себя и этого Линли в противостоянии. Но не в том противостоянии, когда Он остается с копом наедине. Нет, в Его воображении возникла сцена искупления, а полицейский был зрителем, беспомощным, не в силах ничего сделать, не в силах остановить цикл наказания и спасения, который разворачивался перед его глазами. Вот это было бы действительно нечто, думал Фу. Это стало бы актом такой декларативной силы, который не смог бы совершить никто — ни Брейди, ни Сатклифф, ни Уэст. Никто, кроме Него.
Мысль принесла Фу удовлетворение и надежду, что она подведет Его ближе к тому опьяняющему ощущению, которое Он называл воспарением. Оно наступало в финале акта искупления. Он желал, чтобы Его захватило чувство успеха, желал, чтобы Его наполнило осознание полноценного бытия, желал, желал, желал, чтобы эмоции и чувства взорвались в миг превращения задуманного в свершение… Пожалуйста.
Но ничего не произошло.
Он открыл глаза. Каждый нерв в Его теле трепетал. Червь все-таки был здесь, загрязнил Его жилище своим присутствием, и вот поэтому Он не смог пережить снова ни одно из тех мгновений, когда чувствовал Себя по-настоящему живым.
Он не мог допустить, чтобы подступающее отчаяние победило, поэтому обратил его в злость, и саму злость Он направил на червя. Держись подальше отсюда, ничтожество. Убирайся и больше не появляйся здесь.
Но Его нервы била дрожь, они пели, что таким способом Он никогда не достигнет покоя. Покой станет возможен только через акт приведения другой души к освобождению.
Мальчик и само деяние, думал Он.
131 
