133 
Дюйм за дюймом Уэбберли двигался между брусьями, подбадриваемый медсестрой, которая называла его «милок» — невзирая на яростные взгляды, какие бросал в ее сторону Уэбберли. Размером она была примерно с канарейку, и Линли удивлялся, как она собирается поддержать крупного суперинтенданта, если тот вдруг начнет падать. К счастью, такого намерения Уэбберли не обнаруживал; все его устремления были очевидно направлены на то, чтобы добраться до конца тренажера. Когда ему это удалось, он, не глядя в сторону дверей, где стоял Линли, произнес:
— Ты думаешь, они хоть раз позволили мне выкурить сигару, Томми? Здесь они в качестве поощрения сопровождают клизму музыкой Моцарта.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — спросил Линли, входя в комнату. — Кажется, вы похудели?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что я был слишком толст? — бросил тот грозный взгляд на Линли.
Суперинтендант был бледен, небрит и с большой неуверенностью опирался на бедро, которое теперь наполовину состояло из титана. Вместо больничного халата на нем был спортивный костюм. Куртку украшала надпись «Лучший в мире коп».
— Просто бросилось в глаза, — ответил Линли. — Для меня вы неизменно являетесь образцом для подражания.
— Каков нахал, — буркнул Уэбберли. В этот момент он разворачивался между брусьями, для того чтобы сесть в поджидавшее его кресло-коляску. — Никогда не доверял льстецам.
— Чашку чая, милок? — спросила медсестра у суперинтенданта, когда он уселся в кресло. — Имбирный пряничек? Сегодня вы славно потрудились.
— Она думает, что я цирковая лошадь, — сообщил он Линли, а женщине сказал: — Несите сюда всю пачку.
Она безмятежно улыбнулась и похлопала его по плечу:
— Значит, чашку чая и пряничек. А для вас?
Этот вопрос был задан Линли, который вежливо отказался. Медсестра исчезла в соседней комнате.
Уэбберли откатил кресло к окну, где поднял жалюзи и выглянул на улицу.
— Чертова погода, — проворчал он. — Я уже готов к Испании, Линли. Одна мысль о ней… Только это и удерживает меня на плаву.
— Собираетесь уйти в отставку, сэр?
Линли постарался задать этот вопрос беззаботным тоном, чтобы не выдать, что почувствовал при одной только мысли о том времени, когда суперинтендант навсегда покинет ряды полиции.
Но, несмотря на его старания, Уэбберли было не обмануть. Суперинтендант бросил на него короткий взгляд, оторвавшись ради этого от созерцания пейзажа за окном.
— Что, Дэвид плохо себя ведет? Тебе нужно продумать стратегию, как справляться с ним. Это все, что я могу посоветовать.
Линли подошел к окну и встал рядом с креслом Уэбберли. Теперь они вместе воззрились на обрамленный оконным переплетом зимний пейзаж: на заднем плане — голые ветви деревьев в парке Остерли, на переднем — парковка во дворе санатория.
— Что касается лично меня, то я справляюсь, — сказал Линли.
— Но ведь только это от тебя и требуется.
— Я волнуюсь об остальных. В основном — о Барбаре и Уинстоне. Заняв вашу должность, я не помог ни одному из них. И вообще это было безумием — думать, будто мне это удастся.
Уэбберли молчал. Линли не сомневался: суперинтендант понимает, о чем идет речь. До тех пор пока Хейверс будет работать под его началом, она может оставить всякие надежды на карьерный рост. Что касается Нкаты… Линли знал, что любой другой офицер, возведенный в ранг исполняющего обязанности суперинтенданта, сумел бы уберечь Уинстона от когтей Хильера. Однако при Линли положение Хейверс в Скотленд-Ярде с каждым днем только ухудшается, а Нката, который понимает, что его используют, может в конце концов преисполниться горьких чувств. А это не позволит ему полноценно заниматься работой. То есть с какой стороны ни взгляни, только он, Линли, был виноват, что Хейверс и Нката оказались в нынешнем своем положении.
— Томми, это не в твоих силах, — сказал Уэбберли, как будто Линли произнес все это вслух.
— Разве? Но вы же могли. И можете. Мне тоже следовало бы…
— Подожди. Я говорю сейчас не о том, можешь ты или нет быть буфером между Хильером и твоими подчиненными. Я говорю о том, можешь ли ты его изменить. А ведь именно этого ты хочешь, признайся. Однако он, как и ты, живет со своими демонами в душе. И никакая сила в мире не заставит его расстаться с ними.
— Так как же у вас получалось работать с ним?
Уэбберли поставил локти на подоконник. Линли обратил внимание, что за последнее время суперинтендант постарел. Его редкие волосы, еще недавно песочного цвета — на пути от рыжих к седым, — теперь окончательно побелели. Кожа под глазами и подбородком висела мешком. Линли вспомнились размышления Теннисона в «Улиссе»: «Имеет старость свой почет», — и он захотел процитировать эту строчку Уэбберли. Что угодно, лишь бы отсрочить неизбежное.
133 
