— Что вряд ли возможно, пока Айрис собирает остальных твоих сестер под знаменами Клайдов, чтобы сражаться за их традиции, — заметил Линли.
— Да, если уж она заберет что-нибудь в голову, с ней трудно бывает сладить. Как раз это мы с Деборой и обсуждали, когда она предложила самый очевидный в мире выход.
— Позволено ли мне будет спросить, какой именно? — Линли взглянул на Дебору.
— Новый костюм для крестин, — торжественно произнесла она.
— Но не просто новый, — пояснила Хелен. — И не просто платьице, одеяльце, накидка и тому подобное. Суть в том, чтобы найти нечто такое, что будет достойно провозглашения новой традицией. Нашей с тобой традицией. Поэтому естественно, что на покупку такого наряда потребуется больше усилий. Десятиминутной прогулки по универмагу будет недостаточно.
— Дорогая, для тебя это будет неприятнейшей повинностью, — сказал Линли.
— Очередной образчик фирменного сарказма Томми, — пояснила Хелен остальным. И снова обратилась к Линли: — Но ты согласен, что это отличное решение? Нечто новое, нечто иное, нечто такое, что мы сможем передать по наследству — или как минимум сделать вид, будто передадим, — нашим детям, чтобы они тоже этим пользовались. И я уверена, что такой костюм существует, нужно только хорошенько поискать. И Дебора вызвалась мне помочь.
— Спасибо, — поблагодарил Линли Дебору.
— Так тебе нравится эта идея? — спросила она.
— Мне нравится все, что обещает покой, — сказал он, — пусть и на короткое время. Вот если бы еще мы смогли…
Договорить помешал мобильный телефон, запищавший из нагрудного кармана его пальто. Пока Линли доставал его, зазвонил мобильник и у Хейверс.
Супруги Сент-Джеймс и Хелен наблюдали за тем, как Линли и Хейверс одновременно получают срочную информацию из Скотленд-Ярда. Новости были плохими.
Куинс-вуд. Северный Лондон.
Найдено еще одно тело.
Глава 16
Хелен проводила их до машины. Когда Линли уже садился в автомобиль, она остановила его со словами:
— Томми, милый, послушай меня. — Она бросила взгляд на Хейверс, которая уже пристегивала ремень безопасности на пассажирском сиденье, и тихо сказала мужу: — Ты найдешь его, Томми. Пожалуйста, не суди себя слишком строго.
Линли вздохнул. До чего же хорошо она понимала его! Он ответил ей так же тихо:
— Как мне не судить себя? Ведь это еще один, Хелен.
— Помни: ты всего лишь человек.
— Нет. Я не просто человек, я — это почти три дюжины мужчин и женщин, и мы ничего не смогли сделать, чтобы остановить его. А вот он — всего лишь человек, один.
— Это не так.
— Что именно?
— Ты знаешь сам. Ты делаешь только то, что в твоих силах.
— А в это время мальчишки — совсем еще мальчишки, Хелен, их жизнь только начиналась, — погибают прямо на улицах. Неважно, что они сделали, неважно, какие преступления совершили, если вообще совершили, — такого они не заслуживают. Мне кажется, будто мы все спим за рулем и не знаем, куда едем.
— Понимаю, — сказала она.
Линли видел на лице жены любовь и тревогу, и ее забота на время согрела его. Все же, садясь в машину, он попросил ее с горечью в голосе:
— Прошу тебя, не думай обо мне слишком хорошо, Хелен.
— Я не могу думать о тебе иначе. Будь осторожен за рулем. — И добавила, склонившись к открытой дверце, чтобы увидеть Хейверс: — Барбара, прошу вас, проследите, чтобы он поел сегодня. Вы же знаете его. Скорее всего, забудет.
— Ладно, куплю ему где-нибудь жареной картошки, — кивнула Хейверс — Жирной. Будет знать, как забывать про еду.
Хелен улыбнулась, прикоснулась на прощание к щеке мужа и отошла от машины. Отъезжая, Линли видел в зеркале заднего вида, что она не уходит: стоит, глядя им вслед.
До места они добрались довольно скоро, так как сразу свернули на северо-запад и выскочили на Парк-лейн и Эдгвер-роуд. Риджентс-парк они объехали вдоль северного края, откуда направились в Кентиш-таун. Они уже приближались к Куинс-вуду со стороны станции Хайгейт, как припустил дождь, собиравшийся весь день. Линли чертыхнулся про себя. Дождь на месте преступления — кошмар полицейского.
Куинс-вуд можно считать аномалией в Лондоне: фактически это настоящий лес, выросший на том месте, где когда-то давно был разбит обычный парк, который, однако, впоследствии запустили, позволив флоре расти, размножаться и погибать по собственному усмотрению. В результате такой политики сугубо урбанистический пейзаж Лондона уступил место нескольким акрам дикой природы. С разных сторон к бывшему парку подступали коттеджи и многоквартирные дома, но в десяти футах от забора или заднего дворика возвышалась стена леса: бук, папоротник, кустарник, и все это, как в джунглях, сплеталось ветвями в борьбе за место под солнцем.