— Извините, доктор Робсон, — произнес Линли. Взгляд Робсона потух.
— Это ваше последнее слово? — спросил он.
— Да.
— Вы уверены, что поступаете верно?
— Я ни в чем не могу быть уверенным.
— И это самое трудное, не так ли?
Робсон вышел из машины и направился обратно к заграждению. На своем пути он миновал инспектора Уиддисона, но не сделал попытки заговорить с ним. Зато Уиддисон, как только увидел «бентли» с сотрудниками Скотленд-Ярда, поднял руку, что Линли истолковал как просьбу не уезжать. Он опустил окно, и Уиддисон бегом приблизился к автомобилю.
— Нам сейчас позвонили из участка на Хорнси-роуд, — сообщил Уиддисон, пригнувшись к открытому окну. — Туда вчера вечером поступило заявление об исчезновении подростка, от его родителей. Описание в целом соответствует нашей жертве.
— Мы займемся этим, — сказал Линли, и Хейверс вывалила на пол содержимое своей бездонной сумки в попытке найти блокнот, чтобы записать туда адрес.
Свежая информация привела их в район Аппер-Холлоуэй, в небольшой жилой квартал недалеко от Джанкшн-роуд. Там, за похоронным бюро и местным супермаркетом, они нашли извилистую полоску асфальта, названную Бовингдон-клоуз, — цель их поездки. Это была пешеходная зона, поэтому «бентли» пришлось оставить на Харгрейв-роуд. Бородатый бродяга с гитарой в одной руке и мокрым спальником в другой предложил Линли постеречь машину за стоимость одной пинты. Или бутылки вина, если будет на то желание господина и если он сочтет работу хорошо выполненной. А со здешним хулиганьем надо быть внимательным, особенно с «такой прекрасной машиной, как ваша, сэр». Бродяга вместо плаща кутался в большой зеленый мешок для мусора и говорил как персонаж из костюмированной драмы или как человек, который в юности слишком увлекался историческими спектаклями канала Би-би-си.
— Здесь полно эмигрантов, — поведал он Линли и Хейверс — Ничего нельзя оставить без присмотра, все приберут, сэр.
Он поднес руку к голове, как будто хотел почтительно снять головной убор. Каждый раз, когда он открывал рот, воздух становился тяжелым от запаха гнилых зубов.
Линли сказал мужчине, что будет признателен, если тот присмотрит за машиной. Бродяга тут же уселся на ступени ближайшего дома и, не обращая внимания на дождь, стал перебирать три струны своей гитары. По тротуару прошли нескольких чернокожих подростков с рюкзаками на спинах, и бродяга бдительно проводил их взглядом.
Линли и Хейверс оставили бродягу караулить, а сами направились на Бовингдон-клоуз. Туда они попали через похожий на туннель проем в кирпичной стене, являющейся частью жилого комплекса. Они искали дом номер тридцать и нашли его неподалеку от зоны отдыха, то есть треугольного газончика с розовыми кустами в каждом углу и скамейками вдоль каждой стороны. За исключением четырех саженцев, боровшихся за жизнь на этом газоне, в Бовингдон-клоуз деревьев не было, а дома, которые не выходили окнами на крошечную зеленую зону, смотрели друг на друга поверх полоски асфальта не более пятнадцати футов шириной. Летом, когда окна приходилось держать открытыми, все жители улочки поневоле знали, что делается в домах соседей.
Каждому дому был выделен клочок земли у парадного входа, и наиболее оптимистичные из домовладельцев расценивали эти клочки как садики. Перед домом номер тридцать на таком участке росла только пожухлая трава, валялся детский велосипед да стоял зеленый пластмассовый стул. Под стулом белел воланчик для игры в бадминтон, но выглядел он так, будто его долго жевала собака. Около входной двери стояли прислоненные к стене две ракетки, обе — почти без единой целой струны.
Когда Линли позвонил, дверь открыл миниатюрный мужчина. Он даже был ниже Хейверс, но очень крепкий физически. Судя по его виду, он занимался тяжелой атлетикой, пытаясь, как это часто бывает, компенсировать недостаток роста силой. С красными глазами и небритый, он переводил взгляд с полицейских на асфальт за их спиной, словно ожидал увидеть еще кого-то.
— Копы, — сказал он, и прозвучало это как ответ на вопрос, который никто не задавал.
— Да, мы из полиции.
Линли представил себя и Хейверс и ждал, когда мужчина (про которого они знали только, что его зовут Бентон) пригласит их войти в дом. За спиной Бентона Линли видел дверь в полутемную гостиную и фигуры людей, сидящих там. Жалобный детский голосок спросил, почему нельзя раздвинуть занавески и почему нельзя поиграть, и в ответ женский голос велел сидеть тихо.