Нката плотнее сжал челюсти и стал перебирать бумаги, с которыми работал до появления встревоженной Хейверс. Корсико помолчал секунду и продолжал:
— Ага. Понятно. Ну а живете вы где? В Южном Лондоне, да? И сколько лет вы уже там проживаете?
— Всю жизнь.
Нката процедил это, по-прежнему не глядя на репортера. Каждое его движение говорило: «Я страшно занят!»
Правда, Корсико этот спектакль не смутил. Поглядывая в записную книжку, он сыпал вопросами:
— А ваша мать? Элис? Чем она занимается?
Нката развернулся на стуле. Еще в силах сдерживать ярость, он произнес довольно вежливо:
— Благодаря вам о жене босса теперь всякий может прочитать в газете. С моей семьей такого не случится. Ни за что.
Корсико, по-видимому, воспринял замечание как иллюстрацию к характеру и чувствам Нкаты, что и было истинным предметом его интереса.
— Что, трудно быть полицейским с таким прошлым, как ваше, сержант? — спросил он сочувственно. — Я правильно понял?
— Я не хочу, чтобы про меня писали в газетах, — ответил Нката. — По-моему, яснее выразиться невозможно, мистер Корсико.
— Просто Митч, — сказал репортер. — Вы воспринимаете меня как врага, кажется. Но так не должно быть. Я здесь, чтобы оказать столичной полиции услугу. Вы читали статью про суперинтенданта Линли? Там нет ни единого негативного слова. Я описал его в самом привлекательном ключе, насколько это было в принципе возможно. Да, еще много чего можно о нем написать… То дело в Йоркшире и смерть брата… Но нет никакой необходимости обращаться к этим материалам, по крайней мере до тех пор, пока остальные служащие отдела готовы идти на сотрудничество, в тех случаях, когда мне требуется задать несколько вопросов для очередного очерка.
— Подождите-ка, — сказал Нката. — Вы угрожаете мне, что напишете о боссе, если я не буду играть в вашу игру?
Корсико улыбнулся и с легкостью отмахнулся от вопроса:
— Нет. Что вы, сержант! Но я получаю информацию через отдел новостей нашей газеты. Это значит, что, если я не воспользуюсь информацией, воспользуется кто-то другой. И тогда редактор сообразит, что мой сюжет не исчерпывается одной статьей, которую я уже напечатал, и он захочет знать почему. А потом потребует, чтобы я писал продолжение. Взять хотя бы ту йоркширскую ситуацию. Редактор непременно спросит меня: «Почему ты не развил тему с убийством Эдварда Дейвенпорта, Митч?» Допустим, я скажу, что есть более горячий сюжет — о взлете из самых низов почти до самого верха, или, если точнее, из «Брикстонских воинов» в полицию Лондона. «Поверьте мне, — скажу я ему, — когда вы увидите мой новый очерк, то поймете, почему я оставил Линли». Как вы получили шрам, сержант Нката? Это след от удара ножом?
Нката ничего не сказал: ни об уличной драке, которая закончилась для него изуродованным лицом, ни, разумеется, о «Брикстонских воинах», которые к югу от реки были активны в те дни как никогда.
— Кроме того, — не умолкал Корсико, — вы ведь понимаете, что инициатива исходит не от меня, а от куда более высоких инстанций? Стивенсон Дикон, не говоря уже о помощнике комиссара Хильере, оказался в очень трудной ситуации. И эта ситуация станет еще труднее, если вы не согласитесь уделить несколько минут и помочь с написанием очерка.
В ответ Нката сумел кивнуть, якобы соглашаясь. Встав из-за стола, он взял свою записную книжку и сказал, стараясь сохранить остатки достоинства:
— Митч, меня ждет босс. Я должен доложить об этом… — Он обвел рукой лежащие на столе бумаги. — Так что нам придется… нам придется отложить разговор на потом.
Он вышел из оперативного центра. Линли совсем не ждал срочного отчета о собранной информации (да от нее в любом случае не было пользы), но сидеть рядом с репортером и выслушивать вежливые и тем не менее явные угрозы Нката тоже больше не мог. И пусть Хильер хоть взорвется, узнав об отказе давать интервью Корсико, Нкате все равно.
Дверь кабинета Линли была открыта, а сам суперинтендант говорил по телефону. Завидев Нкату, Линли кивком пригласил сержанта войти и указал на стул перед столом. Тем временем он слушал, что говорят в телефонную трубку, и делал в блокноте пометки.
Когда он закончил разговор по телефону, тут же спросил, удивив Нкату своей проницательностью:
— Корсико?
— Он начал прямо со Стоуни. Босс, я не хочу, чтобы этот тип копался в прошлом моей семьи. У мамы и так забот выше головы, а если Стоуни снова попадет в газеты…