Особенно,... 
234 
Ответ, который Линли мог дать на этот вопрос, заводил в такие дебри, куда он предпочел бы не соваться. Нет, подсказывать не нужно.
На самом же деле в Линли говорило желание передать сию чашу кому-нибудь другому, однако этого не случится. Он увяз слишком глубоко, как говорится — по уши, и не в его власти вернуться хотя бы на шаг назад. Необходимо довести расследование до самого конца, найти вершину, куда бы ни тянулись ветви. А таких ветвей было много, сомневаться в этом уже не приходится. Каждый день предлагал новые и новые.
Человек, страдающий навязчивой идеей? Да, отвечал сам себе Линли. Обуреваемый дьяволами? Этого нельзя сказать наверняка. Эта нетерпеливость, вспышки гнева, сказанные сгоряча слова. Как он воспринял новость, что должность суперинтенданта получил — опережая других — Линли, когда Уэбберли сбила машина? Поздравил с удачей? В дни, омраченные тревогой за жизнь Уэбберли, никто никого не поздравлял. Такое никому и в голову не могло прийти, все мысли и силы были направлены на поимку преступника, покусившегося на жизнь суперинтенданта. Значит, этот момент можно откинуть. Он в данных условиях ничего не означает. Кто-то должен был занять опустевший пост, и таким человеком был избран Линли. И это временное замещение, так что вряд ли кто-то мог настолько вознегодовать, чтобы захотеть… решить… испытать потребность… Нет.
Ход рассуждений привел Линли к его первым дням и месяцам в рядах полиции. Коллеги в общении с ним выдерживали дистанцию, которая так и осталась. Он так и не стал одним из них. Что бы он ни делал, стараясь стать ровней, они всегда помнили о том, что стояло между ними: его титул, его земля, образование, богатство и привилегии, которые, по общему мнению, такое богатство несло с собой. И вроде никому до всего этого нет никакого дела, но в конце концов оказывается, что все до единого помнят об этом и всегда будут помнить.
Однако задумываться о чем-то большем (большем, чем неприязнь, со временем переросшая в невольное признание и даже уважение) было нельзя. В каком-то смысле это уже граничило бы с настоящим предательством. В любом случае подобные мысли могут привести только к взаимному недоверию и негативно сказаться на работе.
Но тем не менее Линли с тяжелым сердцем отправился в отдел кадров, чтобы поговорить с заместителем помощника комиссара Черсоном. Черсон выписал ему разрешение на временную выдачу личного дела сотрудника. Линли прочитал все, что лежало в папке, и сказал себе, что для подозрений нет серьезных оснований. Есть только факты, которые можно интерпретировать каким угодно образом: тяжелый развод, запутанная ситуация с опекой над ребенком, дисциплинарный выговор за сексуальные домогательства, больное колено, благодарность за хорошо выполненную работу. Все это ничего не означает. Ни-че-го.
Пытаясь игнорировать неприятное ощущение, будто он совершает предательство, Линли записал то, что узнал. «У всех нас есть свои секреты, — говорил он себе. — И мои секреты пострашней, чем у других».
Он вернулся к себе в кабинет. Достал из стопки документов на столе психологический портрет убийцы. Перечитал его. Обдумал. Взвесил все детали, начиная от полных и пустых желудков жертв и заканчивая неожиданным разрядом электричества, которым были обездвижены мальчики. Он не пришел ни какому выводу и не сделал никакого заключения. Вместо этого он набрал номер мобильного телефона Хеймиша Робсона.
Психолога он застал между двумя лечебными сеансами, в кабинете у культурного центра «Барбикан», где тот принимал частных клиентов — когда не был занят в психиатрической больнице для преступников. Робсон пояснил, что таков его побочный заработок — помощь обычным людям, переживающим временный кризис.
— Общение с преступниками можно вынести только в ограниченном объеме, — признался он. — Но полагаю, вы, как никто другой, осведомлены об этом.
Линли спросил Робсона, не мог бы тот встретиться с ним. В Скотленд-Ярде или в каком-то другом месте. Где, не имеет значения.
— К сожалению, сегодня у меня весь вечер расписан, — сказал Робсон. — Может, достаточно будет телефонного разговора? У меня есть десять минут до прихода следующего клиента.
Линли обдумал предложение, но понял, что требуется личная встреча. Он хотел большего, чем просто обмен вопросами и ответами.
— У вас какие-то новые… — сказал Робсон. — Вы в порядке, суперинтендант? Я могу помочь? В вашем голосе… — На другом конце линии послышался шорох бумаги. — Послушайте, я мог бы отменить один или два приема или немного сдвинуть график. Вас это устроит? Или другой вариант: сегодня мне нужно купить продуктов, и я выделил на это время в конце дня. Это недалеко от моего офиса. Уайткросс-стрит, почти на самом углу с Дафферин. Там есть небольшой рыночек, и мы могли бы встретиться около лотка с овощами. Пока я делаю покупки, будет время поговорить.
234 
