На этот раз это была Белгрейвия, а не Скотленд-Ярд. Участок прислал своих представителей в лице угрюмого инспектора по фамилии Янсен и констебля, который оставался безымянным и бессловесным на всем протяжении беседы. Янсен первым делом протянул Ульрике фотографию, предложив посмотреть на нее.
Снимок был нечетким, но кое-что разобрать на нем все же было возможно. На нем были запечатлены два человека, которые бежали по узкой улице. Два ряда идентичных домов по сторонам улицы — все двух-трехэтажные — заставляли предположить, что действие происходит среди бывших конюшен. А отсутствие мусора, граффити и пожухлых растений на окнах говорило, что два бегущих человека находятся в фешенебельном районе.
Ульрика догадывалась, что от нее хотят услышать, знакомы ли ей лица людей, бегущих под камерами скрытого наблюдения (качество и сюжет снимка не оставляли сомнений, что это кадр из видеозаписи). И поэтому она вгляделась в лица.
Более высокий из двух человек — ей он показался мужчиной — как-то сумел вычислить, что их снимает видеокамера, и предусмотрительно отвернул лицо. Вдобавок он натянул шапку почти до подбородка. Воротник куртки был поднят, на руках перчатки, и одет он был с головы до ног в черное. Он вполне мог быть густой тенью, а не человеком.
Его спутник поменьше не отличался такой же сообразительностью. Его лицо, хотя не во всех деталях, было достаточно различимо, чтобы Ульрика могла с уверенностью — и облегчением — сказать, что она его не знает. Он даже смутно никого не напоминал, а она видела, что сразу признала бы его, если бы они были знакомы, из-за прически — незабываемой пышной шапки кудрявых волос — и крупных пятен, усеявших его лицо. Ульрика оценила его возраст в тринадцать лет или даже меньше. И по ее мнению, он был смешанного происхождения. Она вернула фотографию Янсену.
— Я его не знаю, — сказала она. — Мальчика. То есть не знаю их обоих, хотя про высокого не могу сказать наверняка, потому что у него закрыто лицо. Похоже, он заметил камеру. Где она была?
— Их было три, — ответил Янсен. — Две на доме, одна через дорогу напротив. Этот снимок сделан одной из камер, что установлены на доме.
— А почему вы ищете их?
— Застрелили женщину на пороге дома. Возможно, это дело рук вот этих двух типов.
Больше он ничего ей не сказал, но Ульрика догадалась об остальном. Она видела газеты. Жена суперинтенданта, того самого, который приходил в «Колосс», чтобы поговорить с Ульрикой о смерти Киммо Торна и Джареда Сальваторе, была застрелена на ступеньках перед собственной входной дверью в Белгрейвии. Крик стоял по этому поводу оглушительный, особенно надрывалась бульварная пресса. Преступление было неслыханное для такого района, и его жители стремились поведать миру о своих чувствах всеми возможными способами.
— Он не из наших, этот подросток, — сказала Ульрика инспектору Янсену. — Я никогда не встречалась с ним.
— А насчет второго вы уверены?
Он что, шутит? Высокого мужчину никто не сможет опознать, думала Ульрика. Если это вообще мужчина, а не женщина. Тем не менее она еще раз изучила снимок.
— Сожалею, — сказала она, — но здесь просто нечего рассматривать.
— Мы хотели бы походить тут у вас, показать снимочек, если вы не возражаете, — сказал Янсен.
Ульрике не понравилось то, что подразумевалось под такой просьбой: будто она, директор, не в курсе того, что происходит в «Колоссе». Но выбора у нее не было. Перед уходом полицейских она успела спросить, как обстоят дела у жены суперинтенданта.
Янсен покачал головой.
— Плохо, — сказал он.
— Мне так жаль. Вы… — Наклоном головы она указала на фото. — Вы думаете, что поймаете его?
Янсен глянул вниз, на листок бумаги, кажущийся таким тонким в его больших ладонях.
— Пацана? Без проблем, — ответил он. — Сейчас этот снимок уже опубликован в «Ивнинг стандард». К завтрашнему утру он появится во всех газетах, его покажут в вечерних новостях сегодня и завтра утром. Мы поймаем его, и, думаю, очень скоро. А когда поймаем, он начнет говорить, и тогда второй тоже окажется у нас. Никаких дурацких сомнений на этот счет.
— Я… это хорошо, — сказала она. — Бедная женщина.
Она действительно сочувствовала жене суперинтенданта. Никто — сколь угодно богатый, привилегированный, титулованный, удачливый — не заслуживает того, чтобы быть убитым на улице. Но даже говоря себе это и убеждаясь, что человеческая доброта и способность к сопереживанию еще не до конца высохли в ее душе, когда дело касалось высших классов закоснелого общества, в котором довелось ей жить, Ульрика не могла не испытывать облегчения, что к этому преступлению «Колосс» не причастен.