Особенно,... 
121 
— Я знаю. Отныне нам следует быть очень осторожными. Наверняка появятся соглядатаи. Нам нельзя будет говорить свободно, даже при наших собственных слугах, и придется хорошенько обдумывать все, что мы пишем. — Он помолчал. — Я встречусь частным образом с испанским и неаполитанским послами. Есть несколько кардиналов, которые тесно связаны с Испанией и с Неаполем, которым можно доверять и к которым Папа прислушивается.
Альфонсо заставил себя подбадривающе улыбнуться.
— Не волнуйся, Санча. Дело еще не окончено, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить этот брак. Я попрошу Лукрецию поговорить с отцом; она способна повлиять на него, как никто.
— Лукреция! — воскликнула я. — Альфонсо, не смей говорить с ней об этом!
Он посмотрел на меня со смесью боли и негодования.
— Я говорю с Лукрецией обо всем, — просто сказал он. — Она — моя жизнь, моя душа. Я ничего не могу скрывать от нее.
Отчаяние окутало меня, словно тьма.
— Братик, пойми же! Лукреция всегда будет предана прежде всего своей семье. — Альфонсо открыл было рот, собираясь возразить, но я вскинула руку, призывая к молчанию. — Это совсем не говорит о слабости ее характера, даже напротив — говорит о силе. Признайся, Альфонсо, кому ты предан прежде всего: дому Борджа или Арагонскому дому?
Альфонсо вздохнул.
— Ты права, сестра. Я буду осторожен в разговорах с женой. Ну а пока что поверь: я употреблю все свое влияние, чтобы помешать этому французскому браку.
Я пыталась верить. Альфонсо сделал все, что обещал, и представители испанского и неаполитанского королевств предупредили Папу об ужасных последствиях, к которым должен был привести брак Чезаре с родственницей Людовика. Казалось, что Александр прислушался к ним.
Но как-то утром в середине мая, когда мы с Лукрецией сидели на наших бархатных подушках, церемониймейстер объявил о появлении посетителя. Посланец Чезаре, дон Гарсия, только что соскочил с коня, за четыре дня прискакав в Рим из Блуа.
Он привез вести для его святейшества, счастливые вести, как сообщил паж, однако он просит Папу о снисхождении, ибо буквально засыпает на ходу и едва держится на ногах. Если ему дозволят, он передохнет несколько часов и все расскажет.
Но Александр, вне себя от возбуждения, не желал и слышать об отсрочке. Он отослал просителей, вызвал Джофре и Альфонсо и велел, чтобы изможденного гонца провели в тронный зал. Джофре и Альфонсо прибыли, а следом за ними — и дон Гарсия; он тяжело опирался на слугу, поскольку не мог идти без посторонней помощи.
— Ваше святейшество, прошу меня простить, — произнес Гарсия. — Я должен сообщить вам, что ваш сын, Чезаре Борджа, герцог Валенсийский, четыре дня как женат на Шарлотте д'Альбре, принцессе Наваррской. Их брак был засвидетельствован самим королем Людовиком.
Я слушала его, окаменев. Александр в восторге захлопал в ладоши. Позднее я узнала, что он еще несколько месяцев назад помог решить судьбу этого брака, даровав брату Шарлотты кардинальскую шапку, хотя и делал вид, будто прислушивается к испанцам и неаполитанцам.
— Наконец-то! — Папа посмотрел на усталого, шатающегося гонца и приказал: — Принесите кресло! Дон Гарсия, я дарую вам дозволение сидеть в моем присутствии — на все то время, что вы будете рассказывать мне о свадьбе. И не пропускайте ни одной подробности!
Кресло принесли. Гарсия неохотно опустился в него и, подгоняемый вопросами Папы, монотонно вел рассказ в течение полных семи часов. Через несколько часов для рассказчика и слушателей принесли еду и питье. Я сидела и слушала, и чем сильнее сиял Александр, тем больший ужас охватывал меня.
Я узнала, как Чезаре и его невеста — «очень красивая, белокожая и светловолосая», если верить Гарсия, — обменялись кольцами во время торжественной церемонии. Чезаре, стремясь продемонстрировать свою мужественность, осуществил брачные отношения шесть раз в присутствии короля Людовика, который восхитился и назвал Чезаре лучшим мужчиной, чем он сам. На последовавшем за этим празднестве присутствовало столько высокопоставленных гостей, включая короля Людовика со свитой, что для всех не хватило места и пришлось переносить празднество на луг.
Папа просто-таки упивался союзом, заключенным Чезаре. Он потчевал каждого посетителя, являющегося в Ватикан, рассказом о свадьбе Чезаре, заставлял рассматривать груды драгоценностей, которые он намеревался послать в дар своей новой невестке, и подносил каждый камень к свету, чтобы посетитель мог им полюбоваться.
121 
