— У меня самая красивая жена в мире, — пробормотал он заплетающимся языком, — и сейчас я ее возьму.
Я ощущала одновременно жалость к нему, поскольку не могла ответить Джофре на его чувства, и страх — как бы вино не заставило его уснуть в моей постели в ту самую ночь, на которую я запланировала свою первую супружескую измену.
Впрочем, стоило Джофре хоть сколько-то выпить, и он делался ни на что не способен. Я послушно легла и раздвинула ноги. Он стащил штаны, задрал подол моей сорочки до пояса, взгромоздился на меня и вошел.
То, что последовало за этим, не вдохновило бы даже такого любителя преувеличений, как Петрарка. Джофре лежал на мне, не в силах опереться на руки, уткнувшись лицом мне в грудь. Несколько мгновений он лихорадочно, неуклюже толкался в меня, а потом, утомившись, остановился и стал жадно глотать воздух.
— Сможешь ли ты хоть когда-нибудь полюбить меня? — спросил он; в голосе его дрожали слезы. — Моя Санча, полюбишь ли ты меня хоть когда-нибудь?
— Ты — мой принц, — ответила я ему. Я могла обманывать Джофре с Чезаре, но я не могла солгать ему в лицо. — Я с каждым днем все больше привязываюсь к тебе.
Голова Джофре качнулась; к нему подкрадывался сон.
Я воспользовалась женской уловкой, о которой мне рассказали перед свадьбой; я напрягла свои внутренние мышцы и крепко сжала член Джофре, тем самым достаточно возбудив его, чтобы он продолжил свои толчки и наконец вскрикнул от удовольствия и обмяк.
Он вздохнул и перекатился на спину. Почувствовав, что он снова находится на грани сна, я сунула ему в руки штаны и подтолкнула его.
— Тебе надо поскорее вернуться в свои покои, — сказала я, никак этого не объясняя. — Давай я тебе помогу.
Утомленный вином и сексуальной разрядкой Джофре слишком плохо сейчас соображал, чтобы спорить. С моей поддержкой он доковылял до двери.
Там я наградила его легким поцелуем, уже вошедшим между нами в обычай.
— Спокойной ночи, милый.
Я вернулась в кровать. Если все то, что мне рассказывали о Боге, правда, то я проклята, и проклята за дело; меня захлестнуло ощущение вины. Я не хотела предавать своего мужа, но сердце не оставляло мне иного выхода. «Ты мерзкая, — сказала я себе. — Злая. Как ты можешь быть так жестока с человеком, который любит тебя?» Но даже в этот момент, с ногами, липкими от семени моего мужа, я мечтала о его брате и о предстоящей встрече. Мои чувства к Чезаре были так сильны, что я ничего не могла с собой поделать. Какая злая ирония судьбы: эта ослепительная любовь пришла к нам слишком поздно, после того, как мы оба принесли обеты, запрещающие нам наслаждаться ею.
Я вытерлась куском ткани. Наконец подошло назначенное время. Я встала и в темноте кое-как оделась.
Прочие дамы крепко спали, но донну Эсмеральду было не так-то легко одурачить. Когда я с непривычки неловко пыталась зашнуровать корсаж, дородная пожилая матрона, облаченная лишь в льняную ночную сорочку, вошла ко мне в комнату.
Она ничего не сказала. Поскольку в комнате было темно, я не могла разглядеть ее лица, но чувствовала ее неодобрение и вполне могла представить ее мрачный взгляд.
— Мне не спится, — поспешно сказала я. Эсмеральда продолжала молчать, и я потребовала:
— Помоги же, наконец, зашнуровать корсаж! — Эсмеральда подчинилась, с силой дергая шнурки.
— Это приведет лишь к новым неприятностям, мадонна. — Я была слишком порывиста и слишком опьянена любовью, чтобы стерпеть правду.
— Я же сказала тебе, мне не спится! Я пойду подышу свежим воздухом.
— Молодой женщине не следует ходить одной в такое время. Позвольте мне сопровождать вас или позовите кого-нибудь из стражников, — настойчиво сказала донна Эсмеральда.
— Зашнуруй корсаж и оставь меня! Вчера вечером я ушла с пира одна и успешно добралась до своих покоев, разве не так? Я вполне в состоянии защитить себя.
Некоторое время Эсмеральда ничего не говорила — просто закончила работу и отступила на шаг. Наконец она вздохнула; она прекрасно знала меня и не могла не высказать то, что было у нее на уме.
— Не совсем так, мадонна. Вчера вечером вам понадобилась помощь.
Я была слишком поражена, чтобы отвечать. Откуда кто-то, кроме меня самой и Чезаре, мог узнать о неучтивости его святейшества? Если донна Эсмеральда уже была посвящена в эту тайну, значит, мне нечего и мечтать о том, чтобы скрыть наш роман с Чезаре от обитателей папского дворца.
Но я сказала себе, что меня это не волнует.