83 
Я прижала ладонь ко рту. Меня чуть не стошнило. К счастью, я не издала ни звука, а движения любовники не заметили, поглощенные своими стонами. «Любовники» — сказала я, но здесь это слово не подходило. Мне вспомнилось то место из Откровения Иоанна Богослова, где говорилось о блуднице вавилонской верхом на рогатом звере. Переплетение плоти и ткани, пульсирующее здесь в темноте, воистину было чудовищным.
— Дорогая…— услышала я шепот Зверя. — Моя Лукреция, только моя. Никому ты не принадлежишь так, как мне.
Его слова прозвучали абсолютно отчетливо. Это было не пьяной случайностью, а совершенно намеренными, рассчитанными объятиями.
К горлу у меня подступила желчь, на глаза навернулись слезы. Я развернулась и так же бесшумно, как пришла, поспешила прочь.
Отчасти мне хотелось вернуться к себе; от отвращения меня била дрожь. Но эта тайна была слишком отвратительна, чтобы нести ее в одиночку. Мне хотелось, чтобы Чезаре утешил меня. И поскольку я теперь была родственницей Лукреции, мне хотелось знать правду. Мне хотелось верить, как верил бы Альфонсо, что она была молода и плохо понимала суть происходящего и что Родриго злоупотребил этим. И Чезаре как ее старший брат должен будет вмешаться и защитить ее. Из всех Борджа он казался самым ответственным и лучше всех владел своими чувствами. Он придумает, как справиться с этой чудовищной ситуацией.
Я вышла из дворца через неохраняемый черный ход. Я летела по садовым дорожкам так, словно за мной гнались. Теперь я куда лучше поняла, почему Лукреция с такой ревностью встретила мое появление. Это не было дочерним обожанием, как пыталась убедить себя я, или обычной завистью, вызванной тем, что я привлекаю к себе больше внимания. Она увидела во мне соперницу, способную спорить с ней за плотскую благосклонность Родриго. И теперь я с новым беспокойством вспомнила слова Чезаре: «Она точно так же вела себя с донной Джулией; потребовалось немало времени, чтобы она поняла, что любовь отца к другой женщине и к собственной дочери — разные вещи».
Но ведь она никогда этого и не поймет — с таким-то отцом, как у нее!
Мне оставалось лишь молиться, надеясь, что ни Папа, ни Лукреция не заметили меня, а если заметили, так не узнали под вуалью.
Наконец-то я добралась до скамьи под оливой и с облегчением увидела, что Чезаре, как всегда, уже там и ожидает меня. Обычно мы обнимались и приветствовали друг друга страстным поцелуем, но сегодня я схватила его за руки.
Темные брови Чезаре сошлись у переносицы.
— Мадонна, что случилось?
Я была не в силах скрыть свое смятение.
— Прежде всего скажи: с тобой все в порядке? Когда я уходила, вы с Хуаном…
— Хуан — идиот, — отрезал Чезаре. — Его следовало поставить на место. Если он снова станет докучать тебе, сразу же говори мне. К счастью, он приехал ненадолго. Скоро он поведет отцовскую армию в бой. — Он склонил голову набок и внимательно присмотрелся ко мне. — Но тут что-то гораздо серьезнее этого фигляра Хуана. — Он отбросил вуаль и нежно коснулся моей щеки. — Ты только посмотри на себя, Санча. Ты же вся дрожишь.
— Я видела…— начала я и не смогла договорить.
— Сядь. Сядь, а то ты сейчас упадешь. Он подвел меня к садовой скамье.
— Твои отец и сестра…— снова начала я и снова умолкла. Мне и не понадобилось больше ничего говорить. Чезаре выронил мои руки, словно обжегшись, и быстро отвернулся, но не настолько быстро, чтобы я не увидела появившихся на его лице боли и унижения.
— Ты видела их, — прошептал он, а потом у него вырвался звук, очень похожий на стон. Помолчав немного, он добавил: — Я молился… я надеялся… что это прекратилось.
— Ты знал.
В моем голосе не было упрека — лишь изумление. Чезаре опустил взгляд; я видела его профиль в полумраке. Лицо его закаменело, на щеке подергивался желвак.
— Моего отца не переубедишь, мадонна. Я пытался. Я пытался…— На последних словах голос его сорвался. Потом Чезаре взял себя в руки и взглянул на меня в тревоге. — Скажи, что они не видели тебя!
Он схватил меня за руку; глаза его расширились от беспокойства.
— Нет.
— Слава богу! — Он обмяк и облегченно перевел дух, но облегчение длилось недолго. — Ты ни с кем об этом не говорила? Даже с донной Эсмеральдой?
— Ни с кем, кроме тебя. — Чезаре снова расслабился.
— Хорошо. Хорошо. — Он нежно коснулся моего виска, провел пальцем по скуле. — Мне очень жаль. Жаль, что ты оказалась свидетельницей такого…
83 
