ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Шел дождь, и в квартире было темно и сыро. Без занавесок, ковриков и ярких подушечек, которые Милли купила однажды холодным зимним днем, пытаясь придать квартире уютный вид, она выглядела именно такой, какой и была, — мрачной и убогой.

Милли вспомнилась мать, и у нее сжалось сердце при мысли о том, как та после удобной, спокойной жизни в хорошем доме со своим мужем оказалась в этой каморке, где и провела последние годы своей жизни. И все из-за Джилли с ее дурацкими планами.

Глядя на коробки, в которые она уложила мамины вещи, Милли чуть не заплакала, так их было мало.

Она упаковала Джиллины вещи, а самые лучшие из тех, что носила прежде сама, вместе с вещами мамы отдала в благотворительный магазин, и вот теперь грузчики выносили оставшиеся коробки и мебель. Все это должно было храниться на складе на тот случай, если Джилли вдруг вернется в Англию. Милли чувствовала себя неловко оттого, что распорядилась всем, не посоветовавшись прежде с сестрой.

Хотя неизвестно, вернется ли она вообще!

Милли и сама не могла понять, сердится ли она на сестру за то, как та поступила с мамой, или беспокоится за нее.

Как бы там ни было… Милли отошла от окна, за которым виднелась мокрая улица, и пошла в кухню готовить чай для грузчиков. От того, что она будет думать о сестре, никакого толку не будет.

Кроме того, она уже сегодня будет ночевать в гостинице при аэропорте, а завтра летит в Италию и увидит Чезаре.

Господи, как же она соскучилась по нему! Но ничего, еще немного. Когда Чезаре уехал, он дважды в неделю звонил своей бабушке, расспрашивая ее о самочувствии, и Милли пару раз удалось с ним поговорить, и это было чудесно.

Милли разлила чай по чашкам и поставила их на поднос. Чезаре так заботлив, что даже сделал для нее кредитную карту, а ведь они пока не женаты. Она никому не говорила про то, что у них с Чезаре, даже Клео, та старалась выведать у нее хоть что-то о «коварном итальянце».

Милли ужасно хотелось возразить, сказать, что он чудесный и скоро они поженятся, и лишь обещание, данное Чезаре, удерживало ее от этого.

Что до Филомены, то она полностью поправилась, по крайней мере она так сказала пару дней назад, когда Милли ей позвонила. Старушка уже руководила работами в саду и с нетерпением ждала Милли, чтобы похвастать своими усовершенствованиями. А это значило, что скоро они с Чезаре все ей расскажут.

Милли, позабыв про чай, прислонилась к оббитой эмалированной сушилке для посуды и стала представлять себе день своей свадьбы, свое роскошное платье — из белоснежного шифона или, наоборот, из блестящего атласа, и как великолепен будет Чезаре, когда пойдет рядом с ней…

— Милли!

Ее сердце подпрыгнуло. Только один человек на свете мог произнести ее имя так, что у нее подпрыгивало сердце.

Чезаре!

Милли выскочила из кухни и помчалась, раскинув руки, вниз по лестнице. Чезаре наклонил голову и с такой страстью поцеловал Милли, что у нее все закружилось перед глазами.

— Я не мог иначе, — сказал он, придерживая ее за плечи, чтобы получше разглядеть. — Bella, bella ^[15]. Прекрасно! — Чезаре скользнул глазами по элегантному бледно-лимонному костюму с приталенным жакетом и узкой юбкой до колен, который Милли купила в дорогу. — Ты умеешь выбирать, когда не стеснена в средствах.

Милли покраснела. Ей не хотелось, чтобы Чезаре подумал, будто она алчная.

Этот костюм стоил ужасно дорого, но Клео не отставала, пока она его не купила.

— Покупай и ни о чем не думай! Он же просто сшит на тебя! — уверяла она.

— Мы с Клео до свадьбы ездили в Лондон, — сказала Милли, — и я сделала прическу.

Это тоже стоило целое состояние. Вспомнив об этом, Милли покраснела еще пуще.

В своей прошлой жизни она забегала во время обеденного перерыва в парикмахерскую недалеко от магазина, и там ее на скорую руку стригли. Но тот парень в Лондоне, конечно, совсем другое дело.

  34