– Не знаю, – бросила через плечо Ольга, – полагаешь, я об этом не думала?
– Тогда почему ты ни о чем не расспрашиваешь хозяйку? И почему ты сама решаешь, о чем с ней говорить? Пользуешься тем, что знаешь язык?
– Валя, послушай, давай не будем торопить события. Я хочу посмотреть, куда все это приведет... Главное – нам здесь ничего не грозит. Это я уже поняла. Жива ли твоя Сима или нет, но Люлита – хороший, добрый человек, это же видно. И Меликсер тоже. Ты сама говорила мне, что Сима – женщина непредсказуемая, она могла просто пожелать, чтобы ее считали погибшей. Так?
– Так. Но все эти мысли приходили в голову, когда мы были еще в Москве и мне не было так страшно. А теперь, когда мы здесь, ясно, что нас здесь действительно ждали, это не розыгрыш какой-то, существуют реально люди, которые нам прислали приглашение, деньги, встретили, накормили и уложили спать... Вот я и думаю – что бы все это значило?
– Твоя тетка решила поздравить тебя с Рождеством, вот и жди теперь продолжения этого фантастического спектакля. Доверься Люлите.
– Оля, почему ты не хочешь спрашивать о Симе?
– Я думаю, что ее нет в живых, – неожиданно сказала Оля, бросив на Валентину быстрый, тревожный взгляд. – Но ее смерть кому-то не дает покоя, и, возможно, кто-то, кого мы не знаем, решил заплатить по счетам. У кого-то совесть не чиста, понимаешь?
– Оля, не пугай меня, пожалуйста...
Они спустились вниз. Люлита, уже одетая, поджидала их, сидя в гостиной и раскладывая пасьянс.
– Мы готовы, – сказала Валентина, и Ольга перевела.
У крыльца уже стояла машина, в которой сидела Меликсер.
– Она хочет показать нам центр, – сказала Ольга.
Штраубинг удивил Валентину отсутствием многоэтажек. Они медленно, уступая дорогу прохожим, проезжали по улицам, застроенным красивыми двух– и трехэтажными особняками, в окнах которых даже днем светились рождественские огни, в некоторые из них словно лезли огромные Санта-Клаусы с подарками на спине – мастерски сделанные куклы крепились к стене, и дети, живущие в этих домах, вероятно, были уверены, что это настоящие Санта-Клаусы. В витринах магазинчиков стояли украшенные цветами и еловыми ветками мраморные ангелочки, можно было увидеть подсвеченные огоньками сцены из жизни новорожденного Христа, наряженные елки... Меликсер высадила их в самом центре, возле башни с часами, и уехала. Люлита повела их на рождественский базар.
На празднично украшенных прилавках ровными рядами были выставлены пряники, печенья, пакетики с засахаренными орешками, сувениры, коробки с елочными шарами. Там были ручной вязки цветные носки, рукавицы, разложены толстые белые шерстяные одеяла из овечьей шерсти. То тут, то там слышалась русская речь.
– Здесь много русских, – сказала Люлита. – В основном это эмигранты из России, приехали сюда из Поволжья, Казахстана, Сибири... В свое время, когда началась Вторая мировая война, немцев, которые жили в России, отправили куда подальше.
Ольга все старательно переводила.
– Оля, это неестественно, что мы не спрашиваем про Симу. Хотя бы узнай, как она поживает, – обычный вопрос.
Люлита как бы мимоходом ответила, стараясь не глядеть Валентине в глаза, что у Симы все хорошо, она скоро приедет и все объяснит. И что, к сожалению, она не может говорить о Симе того, чего не знает.
Вот такой пространный и непонятный ответ. Настаивать на подробностях жизни якобы – или все же? – погибшей тетки становилось неудобным.
Ознакомившись с центральной улицей и прогулявшись по ней дважды, они свернули в узкий переулок и спустились к реке.
– Это Дунай, Валя, – сказала Ольга, вторя Люлите.
Люлита была одета просто – теплый плащ, подбитый мехом, ботинки, на голове смешной цветной берет. Она старалась рассказывать о достопримечательностях города, но Валентина чувствовала какую-то скованность. Потом Ольга сказала ей, что она чувствует себя не очень-то комфортно именно по той причине, что Сима не позволила ей поселить русских гостей у себя.
– В пансионе вам будет не очень удобно, – говорила Люлита извиняющимся тоном, – потому что там не меняют постель, нет посуды, а вам придется готовить себе еду. Питаться в ресторанах – очень дорого. Но вы всегда сможете прийти ко мне, и я накормлю вас.
– Вероятно, у нее какая-то очень четкая и даже, я бы сказала, жесткая инструкция, – предположила Ольга. – Иначе она непременно оставила бы нас у себя.