Особенно,... 
23 
От природы косноязычный, он тем не менее, прогуливая русскую гостью по Штраубингу, показывал ей достопримечательности, произнося по слогам названия: церковь Св. Якова, Кармелитен-церковь, Урсулинен-церковь... Этой русской шлюхе, от которой он был без ума, понравился находящийся на берегу Дуная герцогский замок. Он сейчас с трудом припоминал, как ему, когда они стояли на мосту, удалось рассказать ей о «великих» временах 1400-х годов и о трагической жизни Агнес Бернауер, дочери банщика из Аугсбурга, состоявшей в гражданском браке с герцогом Альбрехтом III. Она была обвинена ее свекром с колдовстве и в 35-м году брошена в Дунай. Эта русская дура, разрумянившаяся, как августовское яблоко, сказала ему, что это ужасная смерть, она сделала при этом такое лицо, что Юрген понял – она не любит ни высоты, ни холодной воды, ни зимы. Разве что новогодние праздники. И страшные и грустные истории тоже не любит. А кто их любит? Но он обожал ее, они ходили вместе, держась за руки, как молодые, совсем молодые любовники, и Юрген не обращал внимания даже на тех знакомых, с которыми им приходилось встречаться в центре, в толпе, на рождественской ярмарке. Он делал вид, что никого не знает. Ему было наплевать на всех, даже на мать, которая, зная, с кем он проводит время, делала страшные глаза, говоря при этом, что добром эта история не кончится. Она каркала, каркала – и докаркалась, старая ворона...
...Он заказал еще виски, выпил, поднялся и направился к выходу. Но на самом пороге вдруг остановился, развернулся и подошел вплотную к хозяину-арабу.
– Я все равно буду приходить сюда, понял? Я должен сюда приходить, и не смотри на меня так, словно я должен тебе денег. Я никому ничего не должен!
Он был сильно пьян. Хозяин лишь кивнул головой и проводил своего скандального и проблемного посетителя до двери и даже помог ему открыть ее. Ему-то что до страданий какого-то Юргена, который вот уже год как не может спокойно спать... И которому постоянно кажется, что его мать жива, она – где-то рядом, смотрит на него из темноты...
Как-то в кафе, где они пили кофе и обкурились до дурноты, русская вдруг вспомнила эту историю про Агнес Бернауер и начала выпытывать у Юргена – с чего это свекор Агнес, отец герцога, решил, что она колдунья? Но на это Юрген ответить ничего не мог – он просто не знал. Тогда его русская любовница стала развивать эту тему и вдруг сказала, что и она колдунья и что все женщины немного ведьмы.
Она с аппетитом поедала пирожное, политое шоколадной глазурью, и после каждого проглоченного куска облизывала ярко накрашенные губы. Она была естественна, держалась свободно, так, словно ее в этом городе только и ждали и все было приготовлено только для нее, даже это огромное, как бомба, пирожное. Мужчина с бледным лицом, в сером пальто, читавший газету за соседним столиком (кофе которого давно остыл), бросал на спутницу Юргена осторожные взгляды. Его собака, йодистый пинчер, пригорюнившись под столом и положив морду на лапы, ждал, наверное, когда же хозяин вспомнит о нем и они выйдут наконец из этого прокуренного кафе на свежий воздух. Юрген подумал, что у этого господина в сером пальто шансов обладать такой женщиной, как его любовница, – никаких. Ну абсолютно. Разве что он очень богат... Очень.
– Когда ведьмы надевают чулки, поднимается ветер, хочешь проверить? Я ведь тоже ведьма... – говорила она, ерзая на стуле, словно желая продемонстрировать прямо здесь и сейчас, на глазах почтенных горожан, какие красивые у нее чулочки и как им всем не поздоровится, если она их сейчас снимет, а потом наденет опять, и что произойдет на улицах города: над Штраубингом соберется стая черных туч, поднимется ветер, начнется гроза...
– Глупости все это, – сказал Юрген, зная, что она его все равно не поймет.
Она сощурила свои длинные лисьи глаза:
– Ты думаешь, что если я не знаю языка, то не понимаю, о чем ты говоришь? Ты хочешь обидеть меня... – Она надула губы, и он вдруг понял, что она сказала. Смотрел, как двигаются ее губы, смотрел в ее бездонные раскосые глаза – и все понимал, даже больше, чем она хотела сказать. Может, она и правда была ведьмой?
Конечно, кое-какой набор английских слов, со школы, у нее в запасе имелся, ими она и пользовалась время от времени, когда ей уж очень хотелось, чтобы он ее понял. Юрген, который тоже учил английский и говорил на нем довольно бойко, не всегда, правда, мог понять ее, опять же потому, что произношение, которое прививали детям в русских школах, сильно отличалось от фонетического варианта, считавшегося нормой в немецких учебных заведениях.
23 
