…Она открыла глаза. Это был всего лишь сон… Но какой сон?! А разговор? Он что, тоже приснился? И когда, в какой именно момент явь перешла в сон? Кто из них первым переступил грань и позволил себе высказать правду?
Дмитрий лежал, раскинувшись на постели, и спокойно спал. На лице его не было ни крови, ни следов ударов. И лишь на плече темнело пятно – след от ее укуса. Но это был укус страсти.
– Слушай, у тебя есть отец? – спросила она, немного успокоенная, подбираясь к нему и обнимая. – Или мне все приснилось?
– Есть… Он разбудил нас, разве ты не помнишь?
– Нет.
– Ты сказала во сне, что тебе нужно позвонить какому-то хмырю…
Не хмырю, а Хмаре. Хмара. Значит, мне действительно все приснилось. Да, я думала о ней, о матери Олега. Она снова закрыла глаза и начала вспоминать подробности ее позднего визита в агентство. Лариса пришла и принесла деньги, Юля оформила документы и рассказала ей о встрече с Олегом. О том, что ее сын имел близость с Катей незадолго до ее смерти, она не решилась сказать. Это вызывало бы в матери еще большую волну отвращения к покойной и тревогу по поводу внезапно открывшихся фактов. Ведь, если экспертиза покажет, что Катя была с Олегом, а именно так оно и будет, то Олегу еще сложнее будет выпутываться из этой истории. Поэтому Юля ограничилась лишь информацией о Кате, о ее проживании в Москве, чтобы задать Ларисе вопрос, не знала ли она об этом, не проговаривалась ли Катя и ей о своей столичной жизни. Но нет, Лариса ничего не знала, а потому, едва услышав о Москве, сразу же заклеймила Уткину проституткой и разрыдалась.
После ухода Ларисы приехал Шубин и рассказал о своей беседе с соседкой Кати Уткиной. Получалось, что однажды она присутствовала при телефонном разговоре Кати с каким-то человеком, которого она называла «Михаил Семенович». Причем обращалась к нему подчеркнуто уважительно. Это было еще зимой, Катя договаривалась с Михаилом Семеновичем о встрече в каком-то кафе. Соседка из разговора поняла, что это кафе неподалеку от какой-то биржи.
– Я думаю, что слово «биржа» в жизни Кати Уткиной в свое время играло определенную роль, – высказал предположение Шубин. – Все-таки она была неустроенным человеком и всегда нуждалась. Поэтому, если хочешь, я займусь этим вопросом и выясню, к какой именно районной бирже имела она отношение, если вообще имела. Хотя я считаю, что назвать такой ориентир, как биржа, сможет далеко не каждый человек. Я вот, к примеру, понятия не имею, где они находятся, потому что ни разу с ними не сталкивался.
– Я тоже, – согласилась с ним Юля. – Больше того, я имею самое смутное представление о том, чем конкретно там могут помочь несчастным безработным. По-моему, там, кроме порции унижения и презрения, ничего не получишь. Разве что жалкие пособия…
– Так люди ради этих самых пособий и ходят туда отмечаться, – сказал Игорь. – Но может статься, что мы ошибаемся, и не Катя, а именно этот самый Михаил Семенович имеет какое-то отношение к бирже. Возможно, это он безработный…
– Но соседка заметила, что Катя говорила с ним уважительно… А что, если этот человек обещал ей помочь найти работу?
– Да запросто. Пообещал, пригласил девушку в кафе, накормил-напоил, а потом… Мы не знаем, состоялась ли вообще эта встреча, но то, что вскоре после этого у Кати завелись деньги, – это точно. Соседка сказала, что у Кати появились хорошие вещи, она стала и ее выручать небольшими суммами, одалживая с завидной легкостью, словно для нее это не деньги. А потом Катя уехала. Неожиданно, без предупреждения, даже не попрощалась.
– Значит, надо искать этого Михаила Семеновича. Потому что больше у нас на Катю ничего нет. Разве что мне придется поехать в Москву, разыскать ее квартиру и попытаться навести о ней справки уже там, в столице… – Юля в задумчивости посмотрела на Игоря, испытывая угрызения совести по поводу проворной и живучей как крыса мысли о том, чтобы совместить свою поездку в Москву с небольшим путешествием в Париж.
– Подождем – увидим, – сказал Игорь с ноткой грусти в голосе, и Юля поняла, что он не хочет уходить, не хочет оставлять ее, не хочет, чтобы после того, как за ним захлопнется дверь, у нее началась другая жизнь, заполненная другим мужчиной. – Ты домой?
В его вопросе прозвучала надежда, которая исчезла сразу после того, как она вместо ответа лишь слабо улыбнулась. Это была улыбка виноватой женщины.
– Опять пойдешь к своему гитаристу?